Послесинодальное
Апостольское обращение
Amoris Laetitia
Святейшего Отца
Франциска
к епископам,
пресвитерам и диаконам,
людям, посвященным Богу,
супругам-христианам
и всем верным мирянам
О любви в семье

 

1. Радость любви, переживаемая в семьях, есть также ликование Церкви. Как указали Отцы Синода, несмотря на множественные признаки кризиса брака, «жажда семьи по-прежнему жива, особенно у молодых людей, и это вдохновляет Церковь»[1]. Будучи ответом на это стремление, «христианское учение о семье представляет собой поистине благую весть»[2].

2. Путь, по которому следовал Синод, позволил начать размышление о положении семей в нынешнем мире, расширить наш кругозор и восстановить наше осознание важности брака и семьи. Одновременно в силу сложности предложенных тем мы увидели, что необходимо свободно продолжать углубленный разбор некоторых доктринальных, моральных, духовных и пастырских проблем. Размышления пастырей и богословов, при условии верности Церкви, честности, реалистичности и созидательности, поможет нам достигнуть большей ясности. Споры в средствах массовой коммуникации, в публикациях и даже среди служителей Церкви обусловлены как безудержным желанием все поменять, без достаточного осмысления, безосновательно, так и подходом, претендующим разрешить все трудности с помощью общих предписаний или даже чрезмерных заключений, выведенных из некоторых богословских течений.

3. Помня, что время выше пространства, я хочу повторить, что не все доктринальные, моральные и пастырские дискуссии нужно разрешать при посредничестве Учительства. Естественно, единство доктрины и практики в Церкви является необходимым, но не препятствует разнообразной интерпретации некоторых аспектов доктрины и не отменяет какие-либо выведенные из нее заключения. Так будет происходить, пока Святой Дух не поможет нам достичь полноты истины (ср. Ин 16, 13), то есть, пока Дух не введет нас совершенным образом в тайну Христову, чтобы мы все увидели Его взглядом. Кроме того, в любой стране или регионе можно искать наиболее инкультурированные решения, внимательные к местным традициям и вызовам. Так, «культуры очень различаются между собой, и всякий общий принцип [...] нуждается в инкультурации, для того, чтобы его соблюдали и применяли»[3].

4. Во всяком случае, должен сказать, что путь, проделанный на Синоде, принес заключенную в нем неисчерпаемую красоту и пролил много света. Благодарю за многосторонний вклад, помогший мне широко взглянуть на проблемы семей всего мира. Вся совокупность выступлений Отцов, а я их слушал с постоянным вниманием, представилась мне драгоценным многогранником, сформированным множеством справедливых опасений, честных и искренних вопросов. Поэтому я счел целесообразным составить Послесинодальное Апостольское обращение, обобщающее вклады двух последних Синодов о семье, присовокупив иные замечания, могущие направить размышление, диалог и пастырскую практику и одновременно укрепить мужество, стать для семей стимулом и помощью при выполнении их долга и преодолении трудностей.

5. Настоящее Апостольское обращение обретает особое значение в нынешний Юбилейный год Милосердия. Во-первых, потому что я понимаю его как призыв к христианским семьям, побуждающий ценить дары брака и семьи, хранить крепкую любовь, наполненную такими ценностями, как бескорыстие, самоотдача, верность и терпение. Во-вторых, потому что цель этого обращения – воодушевить всех стать знаками милосердия и близости там, где семейная жизнь реализуется несовершенным образом либо лишена мира и радости.

6. Если говорить о структуре текста, то я начну его с главы, вдохновленной Священным Писанием и задающей соответствующий тон. На этой основе я рассмотрю нынешнее положение семей, с тем, чтобы не «отрываться от земли». Далее вспомню некоторые существенные элементы учения Церкви о браке и семье, подготовив тем самым почву для двух центральных глав, посвященных любви. Затем я выделю некоторые пастырские направления, ориентирующие нас на создание крепких и плодовитых семей, согласно замыслу Божию, посвящу также главу воспитанию детей. Затем я остановлюсь на призыве к милосердию и пастырской рассудительности в ситуациях, не в полной мере отвечающих тому, что нам предлагает Господь, и, наконец, кратко очерчу семейную духовность.

7. В силу богатства двухлетних размышлений, накопленного на пути, проделанном Синодом, настоящее Обращение в разных стилях рассматривает множество не похожих тем. Этим объясняется неизбежный объем текста. Поэтому не советую читать его поверхностно, поспешно. И семьи, и работники, занимающиеся пастырством семей, смогут лучше оценить его, если будут терпеливо погружаться в одну главу за другой или же если будут искать в нем то, что им необходимо в любых конкретных обстоятельствах. Например, супруги, вероятно, больше узнают о себе в четвертой и пятой главах, а работникам, занимающимся пастырством семей, покажется особо интересной шестая глава, в восьмой же все найдут обращенный ко всем настойчивый призыв. Надеюсь, что каждый благодаря чтению почувствует себя призванным с любовью заботиться о жизни семей, так как они «не проблема, а, в первую очередь, возможность»[4].

ГЛАВА I

В СВЕТЕ СЛОВА

8. Библия полна семей, поколений, историй о любви и о семейных неурядицах, начиная с первой же страницы, где на сцену выступает семейство Адама и Евы, отягченное бременем насилия, но и силой продолжающейся жизни (см. Быт 4), и до последней страницы, где представлен брак Невесты и Агнца (см. Откр 21, 2.9). Описанные Иисусом два дома – один построен на камне, другой на песке (см. Мф 7, 24-27) – изображают множество семейных ситуаций, обусловленных свободой проживающих в этих домах, ведь, по словам поэта, «каждый дом... это подсвечник»[5]. Давайте сейчас войдем в один из этих домов вслед за псалмопевцем, через песнопение, по сей день звучащее как в иудейском, так и в христианском обряде бракосочетания:

«Блажен всякий боящийся Господа,
ходящий путями Его!
Ты будешь есть от трудов рук твоих:
блажен ты, и благо тебе!
Жена твоя, как плодовитая лоза,
в доме твоем;
сыновья твои, как масличные ветви,
вокруг трапезы твоей:
так благословится человек, боящийся Господа!
Благословит тебя Господь с Сиона,
и увидишь благоденствие Иерусалима
во все дни жизни твоей;
увидишь сыновей у сыновей твоих.
Мир на Израиля!» (Пс 128 (127), 1-6).

Ты и твоя жена

9. Итак, переступим порог этого спокойного дома, где семья сидит за праздничной трапезой. В центре мы видим пару – отца и мать, всю их историю любви. В них исполнился изначальный замысел, о котором настойчиво напоминает Сам Христос: «Не читали ли вы, что Сотворивший вначале мужчину и женщину сотворил их?» (Мф 19, 4). Затем Он повторяет заповедь Книги Бытия: «Посему оставит человек отца и мать и прилепится к жене своей, и будут два одною плотью» (Быт 2, 24).

10. Две первые величественные главы Книги Бытия предлагают нам описание человеческой пары в ее основополагающей реальности. Во вступительном тексте Библии сияют несколько решающих утверждений. Первое, обобщенно процитированное Иисусом, гласит: «Сотворил Бог человека по образу Своему, по образу Божию сотворил его; мужчину и женщину сотворил их» (Быт 1, 27). Удивительно, что поясняющей параллелью к «образу Божию» выступает именно пара «мужчина и женщина». Означает ли это, что Самому Богу присущи половые признаки и что Его сопровождает Божественная спутница, согласно учениям ряда древних религий? Конечно, нет, ведь мы знаем, насколько ясно Библия отвергает – как идолопоклонство – подобные верования, некогда распространенные среди хананеев Святой Земли. Защищается трансцендентность Бога, но, поскольку Бог одновременно – Творец, плодовитость человеческой пары есть живой и убедительный «образ», видимый знак акта творения.

11. Любящая пара, рождающая жизнь, представляет собой настоящее, живое «изображение» (а не запрещенные Декалогом изваяния из камня либо золота), способное явить собой Бога – Творца и Спасителя. Поэтому плодовитая любовь становится символом сокровенных Божиих реалий (см. Быт 1, 28; 9, 7; 17, 2-5.16; 28, 3; 35, 11; 48, 3-4). Именно это обусловило, в соответствии с так называемой «священнической традицией», насыщение повествования Книги Бытия разнообразными перечнями родословий (см. Быт 4, 17-22.25-26; 5; 10; 11, 10-32; 25, 1-4.12-17.19-26; 36): человеческая пара способна порождать жизнь, и с этим связано развитие истории спасения. В свете этого плодовитая связь пары становится образом для раскрытия и описания тайны Бога, фундаментальной в христианском видении Троицы, то есть в созерцании Бога – Отца, и Сына, и Святого Духа любви. Бог-Троица – это общение любви, а семья – Его живое отражение. Нас просвещают слова святого Иоанна Павла II: «Наш Бог, в Своей сокровеннейшей тайне, не одиночество, а, скорее, семья, ведь Он заключается в Себе отцовство, сыновство и сущность семьи, которая есть любовь. Любовь в Божественной семье – Святой Дух»[6]. Итак, семья – не что-то чуждое собственно Божественной сущности[7]. В богословии св. Павла тринитарный аспект пары представлен по-новому: Апостол увязывает его с «тайной» союза Христа с Церковью (см. Еф 5, 21-33).

12. Но Иисус в Своем размышлении о браке отсылает нас и к другой странице Книги Бытия, ко 2-й главе, где появляется чудесный портрет пары, насыщенный светозарными деталями. Выберем из них только две. Первая деталь – беспокойство человека, ищущего «помощника, соответственного ему» (см. Быт 2, 18.20), способного развеять мучающее его одиночество, не утихающее, хотя рядом с ним животные и все творение. Оригинальное еврейское выражение указывает нам на прямую связь, можно сказать, «фронтальную» – глаза в глаза – в диалоге, в том числе безмолвном, поскольку в любви молчание чаще красноречивее слов. Это встреча с ликом, с «ты», отражением Божественной любви и с «первым из благ, соответствующим помощником, столпом опоры» (Vlg.: Сир 36, 26), как гласит библейская мудрость. И как воскликнет Невеста из Песни Песней в своем изумительном исповедании любви и отдачи во взаимности: «Возлюбленный мой принадлежит мне, а я ему [...] Я принадлежу возлюбленному моему, а возлюбленный мой – мне» (Песн 2, 16; 6, 3).

13. Из этой исцеляющей одиночество встречи проистекают рождение и семья. И мы можем отметить вторую деталь: Адам, будучи также мужем на все времена и во всех регионах нашей планеты, вместе со своей женой дает начало новой семье, как повторяет Иисус, цитируя Книгу Бытия: «Прилепится к жене своей, и будут два одною плотью» (Мф 19, 5; ср. Быт 2, 24). Глагол «прилепляться» в еврейском оригинале указывает на полную гармонию, физическое и внутреннее соприкосновение до такой степени, что используется для описания союза с Богом: «К Тебе прилепилась душа моя» (Пс 63 (62), 9), – воспевает молящийся. Поэтому брачный союз вызывает мысли не исключительно о сексуальном и телесном измерении, но о добровольной самоотдаче любви. Плод такого союза – «стать одною плотью» – как в физическом объятии, так и в единстве двух сердец, жизни и, возможно, в ребенке, который родится у двоих и понесет в себе, объединяя и генетически, и духовно, две «плоти».

Сыновья твои, как масличные ветви

14. Вернемся к песни Псалмопевца. В тексте упомянуты дети, окружающие сидящих в доме за трапезой мужа и жену, «как масличные ветви» (Пс 128 (127), 3), то есть энергичное и наполненное жизненной силой потомство. И если родители олицетворяют собой основания дома, то дети – словно «живые камни» семьи (ср. 1 Петр 2, 5). Показательно, что в Ветхом Завете чаще всего, после Божественного определения (YHWH, «Господь»), используется слово «сын» [ben] – понятие, восходящее к еврейскому глаголу «созидать» [banah]. Поэтому в Псалме 127 (126) дарование детей прославляется с помощью образов строительства дома, социальной и экономической жизни, которая в то время кипела у городских ворот: «Если Господь не созиждет дома, напрасно трудятся строящие его [...] Вот наследие от Господа: дети; награда от Него – плод чрева. Что стрелы в руке сильного, то сыновья, рожденные в молодости. Блажен человек, который наполнил ими колчан свой! Не останутся они в стыде, когда будут говорить с врагами в воротах» (Vlg.: стихи 1, 3-5). Да, эти образы отражают культуру древнего общества, однако присутствие детей всегда – знак полноты семьи в непрерывности самой истории спасения, от поколения к поколению.

15. В эту перспективу мы можем поставить другое измерение семьи. Мы знаем, что в Новом Завете говорится о «домашней Церкви» (см. 1 Кор 16, 19; Рим 16, 5; Кол 4, 15; Фил 2). Место жительства семьи можно было преобразить в домашнюю церковь, в пространство совершения Евхаристии и присутствия Христа, севшего с семьей за один стол. В Апокалипсисе запечатлена незабываемая сцена: «Стою у двери и стучу: если кто услышит голос Мой и отворит дверь, войду к нему, и буду вечерять с ним, и он со Мною» (Откр 3, 20). Так обрисован дом, наполненный присутствием Бога, совместной молитвой и потому несущий в себе благословение Господа. Именно это утверждается в Псалме 128 (127), взятом нами за основу: «Так благословится человек, боящийся Господа! Благословит тебя Господь с Сиона» (стихи 4-5).

16. Библия рассматривает семью и как место катехизации детей. Эта мысль проблескивает в описании празднования Пасхи (ср. Исх 12, 26-27; Втор 6, 20-25) и позже была выражена в иудейской аггаде [haggadah], в диалогичном повествовании, сопровождающем обряд пасхальной вечерней трапезы. Более того, псалом прославляет семейное возвещение веры: «Что слышали мы, и узнали, и отцы наши рассказали нам, не скроем от детей их, возвещая роду грядущему славу Господа, и силу Его, и чудеса Его, которые Он сотворил. Он постановил устав в Иакове и положил закон в Израиле, который заповедал отцам нашим возвещать детям их, чтобы знал грядущий род, дети, которые родятся, и чтобы они в свое время возвещали своим детям...» (Пс 78 (77), 3-6). Поэтому семья – пространство, где родители становятся для своих детей первыми наставниками в вере. Это «домашняя» задача, от одной личности к другой: «Когда после спросит тебя сын твой [...] скажи ему...» (Исх 13, 14). Так, разные поколения воспоют свою песнь Господу, «юноши и девицы, старцы и отроки» (Пс 148, 12).

17. На родителей возложен долг серьезно выполнять миссию воспитания, согласно множеству наставлений библейских мудрецов (см. Притч 3, 11-12; 6, 20-22; 13, 1; 22, 15; 23, 13-14; 29, 17). Дети призваны усвоить и воплощать в жизнь заповедь: «Почитай отца твоего и мать твою» (Исх 20, 12), здесь глагол «почитать» указывает на выполнение семейных и социальных обязанностей во всей их полноте, без пренебрежения и без надуманных религиозных оправданий (см. Мк 7, 11-13) – ведь «почитающий отца очистится от грехов, и уважающий мать свою – как приобретающий сокровища» (Сир 3, 3-4).

18. Евангелие также напоминает нам, что дети – не собственность семьи, что им уготован свой собственный жизненный путь. Безусловно, Иисус – образец послушания родителям на земле, Он был у них в подчинении (см. Лк 2, 51), но верно и то, что Он показывает нам: жизненный выбор ребенка и само его христианское призвание могут требовать отделения от родителей ради воплощения преданности Царству Божию (ср. Мф 10, 34-37; Лк 9, 59-62). Более того, Он Сам в двенадцать лет отвечает Марии и Иосифу, что на Него возложено высшее служение, которое Ему надлежит нести вне исторической семьи (см. Лк 2, 48-50). Вот почему Он восхваляет потребность в иных, более глубинных узах, в том числе в семейных отношениях: «Матерь Моя и братья Мои суть слушающие слово Божие и исполняющие его» (Лк 8, 21). С другой стороны, уделяя внимание детям – а в древнем обществе Ближнего Востока те были бесправными и считались семейной собственностью, – Иисус доходит до того, что за прямодушное и бесхитростное доверие к другим приводит их в пример взрослым, почти в качестве наставников: «Истинно говорю вам, если не обратитесь и не будете как дети, не войдете в Царство Небесное; итак, кто умалится, как это дитя, тот и больше в Царстве Небесном» (Мф 18, 3-4).

Дорога страдания и крови

19. Идиллия, представленная в Псалме 128 (127), не отрицает горькой реальности, которой отмечено все Священное Писание. В семье находят место скорбь, зло, насилие, ранящие ее жизнь, и сокровенное общение жизни и любви. Отнюдь не случайно наставление Христа о браке (см. Мф 19, 3-9) обрамляет спор о разводе. Слово Божие – неизменный свидетель того темного измерения, что открывается уже с самого начала, когда из-за грехопадения любовная и чистая связь между мужчиной и женщиной превращается в господство: «К мужу твоему влечение твое, и он будет господствовать над тобою» (Быт 3, 16).

20. Через многие страницы Библии проходит дорога страдания и крови: начиная с жестокого убийства Каином брата Авеля, ссор по разным поводам между детьми и женами патриархов Авраама, Исаака и Иакова, через трагедии, залившие кровью семью Давида, до, наконец, бесчисленных семейных трудностей, оставивших шрамы на повествовании о Товите или на горькой исповеди оставленного Иова: «Братьев моих Он удалил от меня, и знающие меня чуждаются меня. [...] Дыхание мое опротивело жене моей, и я должен умолять ее ради детей чрева моего» (Иов 19, 13.17).

21. Сам Иисус рождается в скромной семье, которой довольно быстро приходится бежать в чужую страну. Он приходит домой к Петру, чья теща лежит в болезни (см. Мк 1, 30-31); Он разделяет трагедию смерти в домах Иаира и Лазаря (см. Мк 5, 22-24.35-43; Ин 11, 1-44); слышит отчаянный крик Наинской вдовы рядом с ее умершим сыном (см. Лк 7, 11-15); в маленькой деревушке принимает просьбу отца отрока, страдающего эпилепсией (см. Мк 9, 17-27). Встречается с мытарями, например, с Матфеем и Закхеем, в их домах (см. Мф 9, 9-13; Лк 19, 1-10) и даже с грешниками, например, с женщиной, ворвавшейся в дом фарисея (см. Лк 7, 36-50). Он знает тревоги и трудности семей, включает примеры в свои притчи: дети, ушедшие из дома в поиске приключений (см. Мф 21, 28-31), трудные дети, совершающие необъяснимые поступки (см. Мф 21, 28-31), вплоть до детей, ставших жертвами насилия (см. Мк 12, 1-9). А еще Он беспокоится о свадебных пирах, где возникла опасность осмеяния из-за недостатка вина (см. Ин 2, 10) либо из-за отказа приглашенных (см. Мф 22, 1-10), и знает, как страшно бедной семье потерять монету (см. Лк 15, 8-10).

22. В этом кратком обзоре мы видим, что Слово Божие проявляет себя не как последовательность абстрактных тезисов, а, скорее, как спутник, в том числе для семей, переживающих кризис, то или иное горе, и указывает им цель пути, где «отрет Бог всякую слезу с очей их, и смерти не будет уже; ни плача, ни вопля» (Откр 21, 4).

Труд рук твоих

23. В начале Псалма 128 (127) отец представлен как труженик, который делом своих рук может поддерживать физическое благосостояние и спокойствие семьи: «Ты будешь есть от трудов рук твоих: блажен ты, и благо тебе» (стих 2). То, что работа – фундаментальная часть достоинства человеческой жизни, очевидно с первых страниц Библии, где сказано, что «взял Господь Бог человека, и поселил его в саду Эдемском, чтобы возделывать его и хранить его» (Быт 2, 15). Так представлен труженик, преображающий материю и пользующийся энергией творения, готовя «хлеб печали» (Пс 127 (126), 2), не говоря о совершенствовании самого себя.

24. Труд делает возможными развитие общества, пропитание семьи, ее стабильность и плодовитость одновременно: «Увидишь благоденствие Иерусалима во все дни жизни твоей; увидишь сыновей у сыновей твоих» (Пс 128 (127), 5-6). В Книге Притчей также представлена задача матери семьи, чей труд описан во всех повседневных деталях и вызывает у супруга и детей похвалу (см. Притч 31, 10-31). Сам апостол Павел гордился тем, что жил, не обременяя других, так как трудился своими руками, обеспечивая себе пропитание (см. Деян 18, 3; 1 Кор 4, 12; 9, 12). Он был настолько убежден в необходимости трудиться, что установил для своих общин железное правило: «Кто не хочет трудиться, тот и не ешь» (2 Фес 3, 10; ср. 1 Фес 4, 11).

25. Говоря об этом, становится понятно, что безработица и непостоянная занятость приносят страдание, об этом написано в маленькой Книги Руфи, об этом напоминает Иисус в притче о работниках, сидящих на площади города из-за вынужденного безделья (см. Мф 20, 1-16), Он Сам неоднократно сталкивался с этим фактом, когда Его окружали нуждающиеся и алчущие. Именно эту ситуацию общество трагически переживает во многих странах, отсутствие работы по-разному бьет по спокойствию в семьях.

26. Ни в коем случае нельзя забывать о деградации, приносимой в общество грехом, когда человеческое существо ведет себя как тиран по отношению к природе, опустошая ее, эгоистично и даже грубо используя окружающую среду. Последствия этого – истощение почвы (см. Быт 3, 17-19) и одновременно экономическое и социальное неравновесие, против чего со всей ясностью возвышают свой голос пророки от Илии (см. Vlg.: 1 Цар 21 (Синодальный перевод: 3 Цар 21)) до слов Самого Иисуса против несправедливости (см. Лк 12, 13-31; 16, 1-31).

Нежность объятия

27. Христос ввел в качестве отличительного знака Своих учеников, в первую очередь, закон любви и самоотдачи другим людям (см. Мф22, 39; Ин 13, 34). Он сделал это с помощью принципа, о котором отец и мать часто свидетельствуют собственной жизнью: «Нет больше той любви, как если кто положит душу свою за друзей своих» (Ин 15, 13). Плоды любви – также милосердие и прощение. В связи с этим очень показательна сцена с прелюбодейкой, сначала окруженной на площади у Иерусалимского храма обвинителями, а затем оставшейся один на один с Иисусом, Тот же ее не осуждает, а призывает вести более достойную жизнь (см. Ин 8, 1-11).

28. На горизонте любви, сущностной в христианском опыте брака и семьи, выделяется еще одна добродетель, совершенно игнорируемая в наши времена необузданных и поверхностных взаимоотношений: нежность. Обратимся к нежному и насыщенному Псалму 131 (130). Здесь, как и в других текстах (см. Исх 4, 22; Ис49, 15; Пс 27 (26), 10), союз верного с Господом приобретает черты отцовской и материнской любви. Здесь проявляется деликатная и нежная близость, существующая между матерью и новорожденным ребенком, спящим у нее на руках после кормления. Здесь речь идет – как указывает еврейское слово gamul – о ребенке, уже отнятом от груди, но осознанно прильнувшем к матери, которая прижимает его к себе. То есть это сознательная близость, а не исключительно биологическая. Поэтому псалмопевец воспевает: «Не смирял ли я и не успокаивал ли души моей, как дитяти, отнятого от груди матери?» (Пс 131 (130), 2). Параллельно можно обратиться к другой сцене, в которой пророк Осия вкладывает в уста Бога, как отца, эти волнующие слова: «Когда Израиль был юн, Я любил его [...] Я Сам приучал... [его] ходить, держа за руку [...]. Узами благости влек Я его, узами любви, и был для него как бы поднимающий младенца к Своей щеке, Я склонялся над ним, дабы напитать его» (Vlg. – 11, 1.3-4).

29. Взглядом, наполненным верой и любовью, благодатью и обязательством, человеческой семьей и Божественной Троицей, будем созерцать семью, которую Слово Божие вверяет в руки мужчины, женщины и детей, чтобы они образовали союз личностей, представляющий собой образ единства, связывающего Отца, Сына и Святого Духа. В свою очередь, продолжение рода и воспитательная деятельность – это отражение деяния Отца-Творца. Семья призвана разделять друг с другом ежедневную молитву, чтение Слова Божия и Евхаристическое общение, чтобы возрастать в любви и непрерывно все более становиться храмом, где обитает Святой Дух.

30. Перед каждой семьей стоит икона Назаретской семьи, с ее повседневной жизнью, наполненной трудами и даже страхами, например, когда пришлось пережить необъяснимое насилие Ирода. И сегодня этот опыт трагически повторяется во множестве семей отверженных беженцев и беззащитных. Подобно волхвам, семьи должны созерцать Младенца и Матерь, падая перед Ним ниц и поклоняясь Ему (см. Мф 2, 11). Подобно Марии, они призваны мужественно и спокойно переносить вызовы в семье, печальные и радостные события, и сохранять, размышляя, в своем сердце чудеса Божии (ср. Лк 2, 19.51). В сокровищнице сердца Марии сокрыты все другие события, происходящие в каждой из наших семей, и Она заботливо хранит их. Поэтому Она может помочь нам интерпретировать их, чтобы распознать в семейной истории послание от Бога.

ГЛАВА II

РЕАЛИИ СЕМЕЙ И ВЫЗОВЫ, СТОЯЩИЕ ПЕРЕД СЕМЬЯМИ

31. Благо семьи имеет решающее значение для будущего мира и Церкви. Брак и семья, их трудности и нынешние вызовы анализировались бесчисленное множество раз. Здраво уделять внимание конкретной реальности, так как «отзвук требований и призывов Святого Духа можно расслышать также в событиях истории», поэтому «Церковь может глубже понять неисчерпаемую тайну брака и семьи»[8]. Я не претендую на то, чтобы представить здесь все, что можно было бы сказать на разные темы, касающиеся семьи в нынешних условиях. Но поскольку Отцы Синода охватили взглядом реалии семей всего мира, считаю целесообразным собрать вместе некоторые их пастырские соображения, дополнив замечаниями о том, что вызывает опасения лично у меня при рассмотрении этих реалий.

Нынешнее положение семьи

32. «Верные учению Христову, давайте посмотрим на сегодняшние реалии семьи во всей их сложности, на светлые и темные стороны. [...] Сегодня антропологическо-культурные перемены влияют на все аспекты жизни, поэтому необходим аналитический, дифференцированный подход»[9]. Несколько десятилетий назад, в тогдашнем контексте, епископы Испании уже признавали, что в домашних реалиях стало больше пространства для свободы, «обязанности, ответственность и задачи распределяются поровну [...] Все больше ценится личное общение супругов, вносится вклад в гуманизацию всего семейного сосуществования [...] Ни общество, в котором мы уже живем, ни общество, к которому мы движемся, не допускают бездумного выживания форм и моделей прошлого»[10]. Но «мы осознаем основное направление антропокультурных перемен, из-за которых индивиды получают меньшую, чем в прошлом, поддержку социальных структур в эмоциональной и семейной жизни»[11].

33. Но, с другой стороны, «точно так же необходимо признавать усугубляющуюся опасность чрезмерного индивидуализма, искажающего природу семейных отношений: в итоге каждый член семьи воспринимается как самостоятельный «островок». В некоторых случаях даже превалирует представление о субъекте, созидающем себя согласно личным желаниям, возведенным в абсолют»[12]. «Трения, вызванные не ограничиваемой индивидуалистической культурой обладания и удовольствия, порождают внутри семей ситуацию нетерпимости и агрессивности»[13]. Я хотел бы добавить к этому ритм современной жизни, стресс, организацию социальной и трудовой сфер, так как эти культурные факторы ставят под угрозу возможность принимать неизменное решение. При этом мы находим двойственные феномены. Например, ценится персонализация, нацеленная на аутентичность, а не на воспроизведение заданного поведения. Эта ценность может содействовать развитию разных способностей и спонтанности, но при неверных ориентирах создает атмосферу постоянной подозрительности, поощряет бегство от обязательств, закрытость в комфорте, спесь. Свобода выбора позволяет проецировать свою жизнь и развивать лучшие качества, но при отсутствии благородных задач и личной дисциплины вырождается в неспособность к бескорыстной самоотдаче. Так, во многих странах, где число браков снижается, растет число людей, сожительствующих, не деля с партнером постоянное место жительства. Можно также выделить похвальное чувство справедливости; однако при неверном понимании оно трансформирует граждан в клиентов, претендующих исключительно на получение услуг.

34. При переносе этих угроз на способ понимания семьи последняя может трансформироваться в переходное место, куда обращаются только тогда, когда это представляется удобным, либо куда идут отстаивать свои права, а узы остаются отданными на произвол переменчивых желаний и обстоятельств. В конце концов, сегодня легко спутать истинную свободу с идеей, что каждый судит на свой лад, словно помимо индивидуумов не существуют ни истина, ни ценности, ни направляющие нас принципы, словно все равноценно и следует позволять все что угодно. В таких условиях брачный идеал, требующий взять на себя обязательство исключительности и постоянства, в итоге разрушается случайными сожительствами либо капризами чувственности. Люди боятся одиночества, жаждут пространства защиты и верности, но при этом все сильнее опасаются, что их накрепко свяжут отношениями, исключающими удовлетворение личных стремлений.

35. Будучи христианами, мы не можем отказаться от учения о браке ради того, чтобы не противоречить современной чувственности, чтобы следовать моде или из-за чувства неполноценности перед лицом нравственной и человеческой деградации. Иначе мы лишим мир тех ценностей, которые мы можем и должны предлагать. Конечно, бессмысленно останавливаться на риторическом обличении нынешних бедствий, как будто тем самым мы можем что-то изменить. Бесполезно и претендовать на то, чтобы навязывать нормы силой авторитета. От нас требуется более ответственное и бескорыстное усилие, заключающееся в представлении оснований и мотивирующих факторов, способствующих выбору в пользу брака и семьи, чтобы тем самым люди были более расположены отвечать на благодать, предлагаемую им Богом.

36. При этом нужно быть смиренными реалистами, признавать, что порой наш метод подачи христианских убеждений и отношение к людям спровоцировали то, на что мы теперь жалуемся, поэтому необходима реакция в виде здравой самокритики. С другой стороны, мы часто представляли брак таким образом, что его связующая цель, призыв возрастать в любви и идеал взаимопомощи оставались в тени из-за почти исключительного акцентирования внимания на долге продолжать род. Мы не занимались качественным сопровождением молодоженов в первые годы после бракосочетания, с учетом распорядка их жизни, стиля общения, конкретных забот. В других случаях мы предлагали богословский идеал брака – идеал слишком абстрактный, практически искусственно составленный, далекий от конкретной ситуации и действительных возможностей семей, таких, какими они есть. Такая чрезмерная идеализация, особенно если нам не удалось заново пробудить доверие к благодати, привела не к тому, что брак стал более желанным и привлекательным, а к прямо противоположному следствию.

37. Долгое время мы были убеждены, что лишь делая акцент на проблемах учения, биоэтики и морали, не побуждая к открытости для принятия благодати, мы тем самым оказывали достаточную поддержку семьям, укрепляли связь супругов и наполняли смыслом их совместную жизнь. Нам трудно представлять брак, в большей мере как динамичный процесс возрастания и реализации, нежели как бремя, которое надлежит нести всю оставшуюся жизнь. Мы также неохотно отводим место совести верных, хотя они, несмотря на свои ограничения, зачастую наилучшим образом – как только могут – отвечают на слово Евангелия и способны продолжать личный процесс распознавания в ситуациях, ломающих любые схемы. Мы призваны воспитывать совесть, а не претендовать на ее замещение.

38. Нам следует благодарить за то, что большая часть народа уважает семейные отношения, целенаправленно поддерживающиеся долгое время и обеспечивающие уважение к другому. Поэтому люди ценят, что Церковь предлагает возможности для сопровождения и помощь по проблемам, связанным с возрастанием любви, преодолением конфликтов и воспитанием детей. Многие ценят силу благодати, испытанную в таинстве Примирения и в Евхаристии, позволяющую им преодолевать трудности в браке и в семье. В некоторых странах, особенно – в разных регионах Африки, секуляризму не удалось ослабить ряд традиционных ценностей, там по-прежнему после заключения брака создается крепкий союз родственников обоих супругов, сохраняющий четко определенную систему решения конфликтов и трудностей. В современном мире ценится и свидетельство супругов, которые не только долгое время остаются вместе, но и продолжают развивать общие планы и хранить любовь. Это открывает путь для позитивного, гостеприимного пастырства, позволяющего постепенно углубляться в требования Евангелия. Тем не менее мы неоднократно действовали с позиций защиты и сейчас растрачиваем пастырские силы, умножая нападки на деградирующий мир, недостаточно предприимчиво указываем пути к счастью. Многие не улавливают, что проповедь Церкви о браке и семье – четкое отражение проповеди и поступков Иисуса, предлагавшего требовательный идеал и, одновременно, никогда не отказывавшегося от сострадающей близости к слабым людям, например, к самарянке и к женщине, взятой в прелюбодеянии.

39. Это не предполагает отказа от признания падения культуры, не способствующей любви и преданности. Консультации, предшествовавшие двум последним Синодам, выявили различные симптомы «культуры временного». Я имею в виду, например, стремительность, с которой люди переходят от одной чувственной связи к другой. Они верят, что любовь, как в социальных сетях, можно активировать либо дезактивировать и даже немедленно заблокировать по усмотрению потребителя. Думаю и о страхе, вызываемом перспективой вечного обязательства, страсти к свободному времени, об отношениях с подсчетом расходов и доходов – отношениях, сохраняющихся исключительно в качестве средства против одиночества, ради чувства защищенности или ради получения какой-нибудь услуги. На чувственные отношения переносится отношение к предметам и к окружающей среде: все можно выбросить, каждый кем-то и чем-то пользуется и выкидывает, не дорожит и ломает, эксплуатирует и выжимает весь потенциал до конца, пока кто-то или что-то окончательно не придет в негодность. И тогда – прощай. Нарциссизм делает личность неспособной глядеть вне себя самой, вне собственных желаний и потребностей. Однако использующий других рано или поздно сам окажется в положении используемого, манипулируемого и отвергнутого в силу точно такой же логики. Стоит отметить множество случаев разрыва отношений между взрослыми людьми, стремящимися к своеобразной «автономии» и отбрасывающими идеал совместного старения в атмосфере заботы друг о друге и взаимной поддержки.

40. «Рискуя упростить, можно сказать, что мы живем в культуре, подталкивающей молодежь не создавать семью из-за нехватки возможностей в будущем. Но эта же культура другим предлагает многосторонние возможности, убеждающие не создавать семью»[14]. В некоторых странах многие юноши и девушки «часто вынуждены отложить бракосочетание из-за проблем экономического характера, работы или учебы. А порой – по иным соображениям, например, под влиянием идеологий, обесценивающих брак и семью, после наблюдения за расставанием других пар, т.е. опыта, который не хочется повторять, из-за трепета перед чем-то невероятно великим и священным, из-за социальных возможностей и экономической выгоды, извлекаемых из совместного проживания, чисто эмоционального и романтического представления о любви, страха утратить свободу и независимость, отказа от всего, что воспринимается как институциональное и бюрократическое»[15]. Нам необходимо найти слова, мотивацию и свидетельства, помогающие затронуть сокровенные переживания юношей и девушек, уголки личности, открытые для бескорыстия, обязательства, любви и даже героизма, чтобы призвать их с энтузиазмом и мужеством принять вызов, бросаемый браком.

41. Отцы Синода отметили современные «направления культуры, которые, как представляется, навязывают чувственность без границ [...]; нарциссическая чувственность, неустойчивая и переменчивая, не всегда помогает субъекту достичь зрелости». По их словам, вызывают беспокойство «распространение порнографии и коммерциализации тела, чему, в том числе, способствует неупорядоченное использование Интернета», равно как и «положение людей, вынужденных заниматься проституцией». В этих условиях «пары порой испытывают неуверенность, колеблются, им трудно найти пути для развития. Многие склонны останавливаться на первичных этапах чувственной и сексуальной жизни. Кризис пары дестабилизирует семью и может из-за расставания и развода серьезно отразиться на взрослых, детях и обществе, ослабляя индивида и социальные связи»[16]. Супружеские кризисы часто преодолеваются «поспешно, без мужественного терпения, испытания, взаимного прощения, примирения и, тем более, жертвы. Разорванные отношения дают начало новым связям, новым парам, новым союзам и новым бракам, создавая тем самым сложные семейные ситуации и проблемы с христианским выбором»[17].

42. «Демографический спад, обусловленный антинаталистическим мышлением и поощряемый всемирной политикой в сфере репродуктивного здоровья, не только определяет положение дел, при котором смена поколений больше не гарантирована, но и со временем угрожает материальным обеднением и утратой надежды на будущее. Кроме того, на рождаемость сильно повлияло развитие биотехнологий»[18]. Могут добавляться иные факторы, такие как «индустриализация, сексуальная революция, боязнь перенаселения, экономические проблемы [...]. Общество потребления способно даже отговорить людей от рождения детей лишь ради сохранения личной свободы и образа жизни»[19]. Да, искренняя совесть супругов, щедро принявших дар передачи жизни, может направить их к решению ограничить число детей по весьма серьезным причинам, но «из любви к достоинству совести Церковь всегда всеми своими силами отвергает принудительное вмешательство государства, нацеленное на распространение контрацепции, стерилизации и, тем более, абортов»[20]. Все это неприемлемо даже в регионах с высоким уровнем рождаемости, однако следует подчеркнуть, что политики поощряют подобные меры даже в ряде стран, переживающих трагедию очень низкого уровня рождаемости. Как указали епископы Кореи, такая политика означает «противоречивое действие и неисполнение своего долга»[21].

43. Ослабление веры и религиозной практики в некоторых обществах оказывает эффект на семьи и все чаще оставляет их один на один с трудностями. Отцы Синода заявили, что «в нынешней культуре одним из самых серьезных проявлений бедности является одиночество – плод отсутствия Бога в жизни личности и результат хрупкости взаимоотношений. Присутствует и общее чувство бессилия перед лицом социально-экономических реалий, которое в итоге нередко разбивает семьи. [...] Часто из-за безразличия и невнимания учреждений семьи чувствуют себя оставленными. Негативные последствия для организации общества очевидны: от демографического кризиса до образовательных проблем, от нежелания принять зарождающуюся жизнь до отношения к пожилым людям как к бремени, в итоге распространяется эмоциональная нестабильность, порой выливающаяся в насилие. Именно государство ответственно за обеспечение законодательных условий и рабочих мест, гарантирующих молодежи будущее и помогающих реализовать планы по созданию семьи»[22].

44. Нередко формализация отношений откладывается из-за отсутствия достойного либо подходящего жилья. Следует напомнить, что «у семьи есть право на приличествующее жилье, подходящее для жизни семьи пропорционально числу ее членов, в районе, где предоставляются основные услуги для жизни семьи и сообщества»[23]. Семья и дом – взаимосвязанные понятия. Этот пример показывает, что нам нужно отстаивать права семьи, а не только права индивидуума. Семья – благо, от которого общество не может отказаться, однако это благо нуждается в защите[24]. Защита этих прав – «пророческий призыв на благо института семьи, который следует уважать и защищать от любых проявлений узурпации»[25], особенно в современных условиях, когда семье, как правило, отводится мало места в политических проектах. Помимо прочих прав, семья обладает правом «рассчитывать на надлежащую семейную политику, проводимую государственными властями в юридической, экономической, социальной и налоговой сферах»[26]. Часто семьям приходится преодолевать трагедии и лишения – например, кто-то из близких болеет, а у семьи нет доступа к необходимым медицинским услугам или же длительное время не удается найти достойное место работы. «Материальное давление исключает доступность для семьи образования, культурной жизни, активной социальной жизни. Нынешняя экономическая система порождает разнообразные формы исключения из социума. Семьи особенно страдают из-за проблем, касающихся работы. У молодежи мало возможностей, предложения на рынке труда очень требовательные и непостоянные. Рабочий день долгий, нередко отягощен длительными переездами. Это не способствует совместному времяпрепровождению родных друг с другом и с их детьми, и препятствует ежедневному развитию их отношений»[27].

45. «Многие дети рождаются вне брака, особенно в целом ряде стран, многие дети растут лишь с одним из родителей или же в «расширенной семье» либо в «восстановленной семье». [...] Сексуальное использование детей – еще одно из наиболее скандальных извращений современного общества. В обществах, пронизанных насилием из-за войны, терроризма, организованной преступности, семьи разрушаются, и, как следствие, в огромных мегаполисах и на их окраинах усугубляется так называемый феномен «детей улицы»»[28]. Сексуальное насилие над детьми тем более скандально, если совершено там, где дети должны находить защиту, например, в семьях, в образовательных учреждениях, в общинах и христианских организациях[29].

46. Миграция – «еще один признак времени [...], необходимо рассмотреть это явление и понять важность его последствий для семейной жизни»[30]. Последний Синод счел эту проблему очень важной и заявил, что она «затрагивает различным образом целые народы в разных частях мира. В этой сфере Церковь играла роль первого плана. Необходимость поддерживать и развивать евангельское свидетельство (см. Мф 25, 35) сегодня представляется как никогда необходимой. [...] Человеческая мобильность, соответствующая естественному историческому передвижению народов, может проявить себя подлинным богатством как для эмигрирующей семьи, так и для принимающей ее страны. Но иное дело – вынужденная миграция семей вследствие военного положения, преследования, бедности, несправедливости; миграция, отмеченная перипетиями путешествия, нередко подвергающего опасности жизнь, травмирующего людей и дестабилизирующего семьи. Сопровождение мигрантов требует особого пастырства мигрирующих семей, равно как и членов этих семей, оставшихся на родине. Сопровождение нужно осуществлять при уважении к их культурам, религиозной и человеческой формации, из которой они происходят, к духовному богатству их обрядов и традиций, в том числе – посредством особого пастырства. [...] Миграция оказывается особенно драматичной и опустошающей для семей и для отдельных людей в условиях отсутствия законности, при поддержке международных кругов, занимающихся торговлей человеческими существами. То же самое можно сказать о женщинах и детях без сопровождения, вынужденных подолгу пребывать во временных убежищах, в лагерях для беженцев, где невозможно начать процесс интеграции. Крайняя бедность и другие формы деградации порой заставляют семьи продавать собственных детей для занятия проституцией либо для изъятия у них органов на продажу»[31]. «Преследование христиан, равно как и этнических и религиозных меньшинств, в разных странах, особенно на Ближнем Востоке, стали серьезным испытанием не только для Церкви, но и для всего международного сообщества. Следует поддерживать любые усилия, содействующие сохранению семей и христианских общин на родных для них землях»[32].

47. Отцы Синода уделили особое внимание и «семьям, где есть люди с ограниченными возможностями здоровья, семьям, которым ворвавшаяся в жизнь инвалидность бросает глубокий и неожиданный вызов, разрушает равновесие, желания, ожидания. [...] Семьи, воспитывающие ребенка-инвалида и с любовью принимающие это трудное испытание, заслуживают безграничного восхищения. Они приносят Церкви и обществу драгоценное свидетельство верности дару жизни. Семья вместе с христианской общиной может открыть новые знаки и формы общения, понимания и идентичности в ходе принятия тайны хрупкости и заботы о ней. Лица с ограниченными возможностями здоровья – дар для семьи и возможность возрастать в любви, взаимопомощи и единстве. [...] Семья, обращающая взгляд, исполненный веры, на присутствие людей с ограниченными возможностями здоровья, сможет признать и обеспечить качество и ценность любой жизни, с ее потребностями, правами и возможностями. Она будет напоминать службам о необходимости заботиться об инвалидах и стремится к тому, чтобы на любом этапе жизни те были окружены сопровождением и любовью»[33]. Хочу подчеркнуть, что внимание, уделяемое как мигрантам, так и лицам с ограниченными возможностями здоровья, – знамение Святого Духа. Ведь обе ситуации парадигматичны: они особенно ставят на первый план то, как сегодня воспринимается логика милосердного гостеприимства и интеграции слабых людей.

48. «Большинство семей уважает пожилых людей, окружает их любовью и считает их благословением. Особо стоит оценить ассоциации и семейные движения, работающие на благо пожилых людей в духовном и социальном аспекте [...]. В высокоразвитых индустриальных обществах, где отмечается тенденция увеличения числа пожилых людей при сокращении рождаемости, есть опасность, что к ним будут относиться, как к бремени. С другой стороны, требуемый пожилыми людьми уход часто подвергает их близких суровому испытанию»[34]. «Сегодня признание ценности заключительного этапа жизни более чем необходимо, так как общество настойчиво стремится любыми средствами отсрочить минуту ухода из этого мира. Слабость и зависимость пожилого человека порой нечестно эксплуатируются ради чисто экономической выгоды. Многие семьи учат нас тому, что к последним этапам жизни можно относиться, как к исполнению Пасхальной тайны, соединяя с ней все свое существование. Огромное число пожилых людей приняты церковными структурами, где могут жить в спокойной и семейной обстановке в материальном и духовном плане. Эвтаназия и содействие суициду – страшные угрозы для семей во всем мире. Их применение узаконено во многих государствах. Церковь не только настойчиво противодействует этой практике, но и понимает свой долг помогать семьям, заботящимся о пожилых и больных членах семьи»[35].

49. Хотел бы выделить положение семей, раздавленных нищетой, терпящих всевозможные ущемления – семьи, где стесненные обстоятельства переживаются наиболее остро. И если все люди встречаются с трудностями, то в очень бедном доме проблемы воспринимаются еще тяжелее[36]. Например, если женщине приходится в одиночку растить ребенка из-за расставания с мужчиной либо по другим причинам и она вынуждена работать, не имея возможности доверить ребенка кому-то другому, то ребенок растет в атмосфере оставленности, подвергающей его всевозможным рискам, а личностное развитие оказывается под угрозой. В трудных ситуациях, переживаемых самыми нуждающимися людьми, Церковь должна особенно стараться понять, утешить, объединить, избегая навязывания им нерушимых, словно окаменевших, правил; в противном случае Церковь добьется того, что такие люди будут чувствовать лишь осуждение и отвержение со стороны Матери, на самом деле призванной нести им милосердие Божие. То есть вместо того, чтобы предложить исцеляющую силу благодати и свет Евангелия, некоторые стремятся «научить» Евангелию, превратив его в «мертвые камни, чтобы бросаться в других»[37].

Некоторые вызовы

50. В ответах, полученных на двух консультациях в ходе Синода, приведены самые разнообразные ситуации, бросающие новые вызовы. Помимо перечисленных выше, многие обращали внимание на проблемы с воспитательной функцией, так как, помимо прочего, родители возвращаются домой уставшие, не хотят разговаривать, во многих семьях не сохранилась даже привычка совместно принимать пищу, увеличивается разнообразие предлагаемых развлечений, не говоря об усугубляющейся зависимости от телевидения. Это затрудняет передачу веры от родителей к детям. Другие отмечали, что семьи зачастую переживают сильнейшую тревогу. Кажется, что они больше заботятся о том, как избежать проблем в будущем, вместо того, чтобы жить настоящим. Это культурная проблема, отягчаемая неуверенностью в профессиональном будущем, экономической нестабильностью, страхом за завтрашний день детей.

51. В числе язв нашей эпохи также упоминалась наркотическая зависимость, причиняющая многим семьям страдания и в итоге зачастую разрушающая их. Подобное происходит при алкоголизме, игромании и других формах зависимости. Семья должна быть местом профилактики и добропорядочных правил, но общество и политика не в состоянии понять, что неблагополучная семья «утрачивает способность отреагировать помощью своим членам [...]. Мы замечаем тяжелые последствия распада разрушенных семьей: дети, оторванные от корней, брошенные старики, дети-сироты при живых родителях, дезориентированные, не соблюдающие правила подростки и молодые люди»[38]. Епископы Мексики указали на печальные ситуации семейного насилия, оказывающиеся плодородной почвой для произрастания новых форм социальной агрессии, так как «предрасположенность к жестокому складу личности объясняется, помимо прочего, семейными отношениями. На это влияют семьи, где отсутствует коммуникация; где доминирует защитная позиция и где члены не опираются друг на друга; где нет совместных семейных дел, способствующих взаимной сопричастности; где отношения между родителями зачастую конфликтные и жестокие, где связь родителей и детей характеризуется враждебностью. Внутрисемейное насилие – школа обид и ненависти в фундаментальных межчеловеческих отношениях»[39].

52. Никто не может думать, что ослабление семьи как естественного общества, основанного на браке, идет на пользу обществу. Напротив: тем самым причиняется вред созреванию личности, заботе об общих ценностях и этическому развитию городов и загородных населенных пунктов. Люди уже больше ясно не осознают, что только исключительный и нерасторжимый союз мужчины и женщины выполняет полноценную социальную функцию, будучи постоянным обязательством и тем самым делающим возможной плодотворность. Нужно признавать огромное разнообразие семейных ситуаций, которые возможно считать определенным правилом жизни, но фактические союзы либо союзы лиц одного пола, например, нельзя просто уравнять с браком. Никакой временный союз либо союз, закрытый для передачи жизни, не обеспечит будущее общества. Но кто сегодня занимается поддержкой супругов, помогает им преодолеть нависшую угрозу, сопровождает в процессе воспитания, поддерживает стабильность супружеского союза?

53. «В некоторых обществах до сих пор практикуется полигамия; в других условиях сохраняется практика брака по сговору. [...] Во многих местах, не только на Западе, широко распространяется практика добрачного сожительства или даже сожительства, не нацеленного на приобретение в будущем формы институциональной связи»[40]. В разных странах законодательство облегчает развитие множества альтернатив браку; тем самым брак, которому присущи исключительность, нерасторжимость и открытость жизни, в итоге оказывается лишь устаревшим вариантом среди прочих. Во многих странах на первый план выходит юридическое разрушение семьи при одновременном усвоении семьей форм, основанных почти исключительно на парадигме независимости воли. Хотя отказ от старых форм «традиционной» семьи, отмеченной авторитаризмом и даже насилием, оправдан и справедлив, он должен вести не к пренебрежению браком, а, скорее, к открытию заново его истинного смысла и к его обновлению. Сила семьи «заключается, по сути, в ее способности любить и учить любви. Как бы семья ни была изранена, она всегда может восстановиться, исходя из любви»[41].

54. Охватив беглым взглядом реальность, я желаю подчеркнуть, что, насколько бы ни улучшилось признание прав женщины и ее участия в общественной сфере, во многих странах для этого по-прежнему необходимо изменить очень многое. Все еще не до конца искоренены неприемлемые обычаи. Прежде всего – постыдное насилие, порой применяемое в отношении женщин, дурное обращение в семье и всевозможные формы рабства, демонстрирующие не мужскую силу, а, скорее, трусливую деградацию. Обрушенное в некоторых парах на женщин вербальное, физическое и сексуальное насилие противоречит самой природе супружеского союза. Я думаю о распространенной в некоторых культурах практике уродовать женские половые органы, но также и о неравноправии в доступе к достойной работе и к местам, где принимаются решения. История подражает злоупотреблениям патриархальных культур, где женщина считалась вторым классом, однако вспомним и о практике «суррогатного материнства» или об «использовании и низведении женского тела до уровня товара в современной медийной культуре»[42]. Некоторые считают, что многие нынешние проблемы проявились вследствие эмансипации женщины. Но этот аргумент неверен, «это ложь, неправда. Это проявление мужского сексизма»[43]. Идентичное достоинство мужчины и женщины позволяет нам радоваться преодолению старых форм дискриминации, развитию в лоне семьи взаимности. Хотя проявляются формы феминизма, которые нельзя считать адекватными, мы восхищаемся деянием Святого Духа, воплощающемся в более ясном признании достоинства женщины и ее прав.

55. Мужчина «играет также решающую роль в семейной жизни, именно ему надлежит заботиться о защите и поддержке супруги и детей. [...] Многие мужчины осознают важность своей роли в семье, выполняют ее благодаря особым качествам мужского характера. Отсутствие отца серьезно влияет на семейную жизни, на воспитание детей и их интеграцию в общество. Его отсутствие может быть физическим, эмоциональным, когнитивным и духовным. Это отсутствие лишает детей необходимого образца отцовского поведения»[44].

56. Другой вызов бросают разные формы идеологии, обычно называемой гендерной, «отрицающей естественное различие и общность мужчины и женщины. Она стремится к обществу без половых различий, опустошает антропологический базис семьи. Эта идеология вводит образовательные программы и законодательные ориентиры, выдвигающие на первый план личную идентичность и чувственную интимность, полностью оторванные от биологических различий между мужским и женским полом. Человеческая идентичность отдается на волю индивидуалистического выбора, в том числе, меняющегося со временем»[45]. Беспокоит и то, что некоторые идеологии такого типа, претендуя на ответ на определенные, порой понятные, ожидания, стремятся навязать себя в качестве единственного мировоззрения, определяющего, в том числе, воспитание детей. Нельзя игнорировать, что «биологический пол [sex] и социокультурная роль пола [gender] могут различаться, но не разделяться»[46]. С другой стороны, «биотехнологическая революция в сфере человеческого воспроизводства предоставила возможность манипулировать актом продолжения рода, отделив его от сексуальной связи мужчины и женщины. Таким образом, человеческая жизнь и родительство стали сочетаемыми и разобщаемыми реалиями, подчиненными, преимущественно, желаниям отдельных лиц или пар»[47]. Одно дело – понимать человеческую слабость и сложность жизни, а другое дело – принимать идеологии, претендующие на раздел двух нераздельных аспектов реальности. Не будем впадать в грех и стремиться подменить собой Творца. Мы творения, мы не всемогущи. Творение предшествует нам, и следует принимать его как дар. Одновременно мы призваны хранить нашу человечность, что, в первую очередь, значит принимать и уважать ее такой, какой она сотворена.

57. Я благодарю Бога за то, что многие семьи, вовсе не считая себя совершенными, живут в любви, исполняют свое призвание и идут вперед, несмотря на множество падений на своем пути. Во время размышлений на Синоде развеян стереотип идеальной семьи, появилась требующая внимания мозаика, составленная из множества разных реалий, исполненных радости, трагедий и мечтаний. Реалии, с которыми связано наше беспокойство, являются вызовами. Давайте не попадать в ловушку и не растрачивать себя в самозащитных жалобах, вместо того, чтобы развивать в себе миссионерскую изобретательность. В любых ситуациях «Церковь ощущает необходимость произнести слово истины и надежды. [...] Великие ценности брака и христианской семьи отвечают поиску, пронизывающему бытие человека»[48]. Мы констатируем множество трудностей, но они, как утверждали Епископы Колумбии, представляют собой призыв «освободить в нас силы надежды, воплотив их в пророческих мечтах, преображающих действиях и образах милосердия»[49].

ГЛАВА III

ВЗГЛЯД, ОБРАЩЕННЫЙ НА ИИСУСА: ПРИЗВАНИЕ СЕМЬИ

58. Вокруг семей и среди них всегда должно вновь и вновь звучать первичное благовестие, то, которое «прекраснее, величественнее, привлекательнее и одновременно нужнее всего»[50] и которое «должно быть центром евангелизаторской деятельности»[51]. Это первичное благовестие «всегда нужно снова и снова слышать в разных формах и всегда снова и снова возвещать в той или иной форме в ходе катехизации»[52], ибо «нет ничего серьезнее, глубже, надежнее, содержательнее и мудрее этого благовестия», и «вся христианская формация – это, в первую очередь, развитие керигмы»[53].

59. Наше учение о браке и семье не может отказаться от вдохновения и преображения в свете благовестия о любви и нежности, иначе оно станет всего лишь защитой холодной, безжизненной доктрины. Действительно, невозможно полноценно понять тайну христианской семьи вне света сокровенной любви Отца, явленной во Христе, Который отдал Себя до конца и живет среди нас. Поэтому я хотел бы созерцать Живого Христа, присутствующего в стольких историях любви, и призвать огонь Святого Духа на все семьи мира.

60. В этой картине настоящая краткая глава обобщает учение Церкви о браке и семье. И в связи с этим я процитирую мысли Отцов Синода, озвученные в размышлениях о свете, предлагаемом нам верой. Они вдохновлялись взглядом Иисуса и указали, что Он «с любовью и нежностью обращал Свой взгляд на встреченных жен и мужей, сопровождал их шаги истиной, терпением и милосердием, возвещая требования Царствия Божия»[54]. Точно так же Господь сопровождает сегодня нас в нашей обязанности жить по Евангелию о семье и передавать его.

Иисус восстанавливает и доводит до завершения Божественный замысел

61. Вопреки тем, кто запрещал брак, Новый Завет учит, что «всякое творение Божие хорошо, и ничто не предосудительно» (1 Тим 4, 4). Брак – «дар» Господа (ср. 1 Кор 7, 7). При этом, в силу столь положительной оценки, ставится сильный акцент на обязанности заботиться об этом Божественном даре: «Брак у всех да будет почитаем, и брачное ложе да будет непорочно» (Vlg.: Евр 13, 4). Божий дар включает в себя сексуальность: «Не уклоняйтесь друг от друга» (1 Кор 7, 5).

62. Синодальные Отцы напомнили, что Иисус, «говоря о первоначальном замысле о человеческой паре, подтверждает нерасторжимость союза мужчины и женщины, хотя и отмечает, что «Моисей по жестокосердию вашему позволил вам разводиться с женами вашими, а сначала не было так» (Мф 19, 8). Нерасторжимость брака («Что Бог сочетал, того человек да не разлучает», Мф 19, 6) следует понимать отнюдь не как наложенное на людей «бремя», а как «дар» для личностей, соединенных в браке. [...] Благосклонность Бога всегда сопутствует человеку, исцеляет и преображает ожесточенное сердце благодатью, направляя его к своему началу посредством крестного пути. Евангелия ясно представляют пример Иисуса [...]. Он провозгласил весть о смысле брака как полноту Откровения, восстанавливающего изначальный замысел Бога (см. Мф 19, 3)»[55].

63. «Иисус примирил в Себе все, вернул браку и семье их изначальную форму (см. Мк 10, 1-12). Семья и брак искуплены Христом (см. Еф 5, 21-32), восстановлены по образу Пресвятой Троицы – Тайны, из которой проистекает всякая истинная любовь. Супружеский союз, установленный в творении и открытый в истории спасения, получает полноту откровения о своем смысле во Христе и в Его Церкви. От Христа через Церковь брак и семья приобретают благодать, необходимую для свидетельства о любви Божией и для жизни в единстве. Евангелие о семье пронизывает историю мира от самого сотворения человека по образу и подобию Бога (см. Быт 1, 26-27) и вплоть до исполнения тайны Завета во Христе в конце времен на брачной трапезе Агнца (см. Откр 19, 9)»[56].

64. «Пример Иисуса – парадигма для Церкви. [...] Он начал Свое общественное служение со знамения в Кане, совершенного на брачном пире (см. Ин 2, 1-11). [...] Он разделял минуты повседневной жизни в дружбе с семьей Лазаря и его сестер (см. Лк 10, 38) и с семьей Петра (см. Мф 8, 14). Он слышал родителей, оплакивающих своих детей, возвращал детей к жизни (см. Мк 5, 41; Лк 7, 14-15), тем самым являя подлинный смысл милосердия, требующего восстановить Завет (см. Иоанн Павел II, Dives in misericordia, 4). Это со всей ясностью проявилось во встречах с самарянкой (см. Ин 4, 1-30) и с женщиной, взятой в прелюбодеянии (см. Ин 8, 1-11), когда понятие греха отступает перед бескорыстной любовью Иисуса»[57].

65. Воплощение Слова в человеческой семье, в Назарете, всколыхнуло своей новизной историю мира. Нам необходимо погрузиться в тайну рождения Иисуса, в «да» Марии в ответ на благовестие Ангела, когда в Ее лоне было зачато Слово; и в «да» Иосифа, давшего Иисусу имя и принявшего на себя заботу о Марии; в празднование пастухов у яслей; в поклонение волхвов; в бегство в Египет, где Иисус разделил скорбь Своего изгнанного народа, гонимого и унижаемого; в религиозное ожидание Захарии и в радость, окружающую рождение Иоанна Крестителя; в исполнившееся в храме обетование, данное Симеону и Анне; в восхищение учителей Закона, слушающих мудрость отрока Иисуса. А затем – проникнуть в долгие тридцать лет, во время которых Иисус зарабатывал хлеб трудом Своих рук, шепча молитвы и соблюдая традиции верований Своего народа, учась вере Своих отцов, пока, благодаря Ему, она не начала приносить плоды в тайне Царствия. Таковы таинство Рождества Христова и тайна Назарета, благоухающего семьей! Это таинство, которое так восхищало Франциска Ассизского, Терезу Младенца Иисуса и Шарля де Фуко и в котором утоляют жажду христианские семьи для обновления своей надежды и радости.

66. «Завет любви и верности, переживаемый Святым Семейством из Назарета, освещает принцип, сообщающий форму каждой семье, и делает ее способной лучше преодолевать превратности жизни и истории. На этом основании каждая семья, несмотря на свою слабость, может стать светом во тьме мира. “Здесь мы понимаем, как жить в семье. Назарет напоминает нам, что такое семья, что такое общение любви, ее суровая и простая красота, ее священный и неприкосновенный характер; он позволяет нам увидеть, насколько приятно и незаменимо воспитание в семье, учит нас ее естественной функции в социальном порядке” (Павел VI, Речь в Назарете, 5 января 1964 г.)»[58].

Семья в документах Церкви

67. II Ватиканский Собор в Пастырской конституции Gaudium et spes обратился к защите достоинства брака и семьи (см. пп. 47-52). «Собор определил брак как общение жизни и любви (см. п. 48), поставив любовь в центр семьи [...]. «Истинная любовь между мужем и женой» (п. 49) влечет за собой взаимную самоотдачу, включает и дополняет сексуальное и эмоциональное измерения, в соответствии с Божественным замыслом (см. пп. 48-49). Кроме того, в Gaudium et spesподчеркивается укорененность супругов во Христе: Господь Иисус Христос «выходит навстречу христианским супругам в таинстве брака» (п. 48) и пребывает с ними. В Воплощении Он приемлет человеческую любовь, очищает и ведет ее к полноте, дарует супругам Своим Духом способность жить этой любовью, пронизывая всю свою жизнь верой, надеждой и милосердием. Тем самым супруги уподобляются посвященным Богу и, с помощью своей особой благодати, созидают Тело Христово и устанавливают домашнюю церковь (см. Lumen gentium, 11). Поэтому Церковь, чтобы в полной мере понять свою собственную тайну, взирает на христианскую семью, в которой эта тайна проявляется самым естественным образом»[59].

68. Позже «блаженный Павел VI, следуя II Ватиканскому Собору, глубже развил учение о браке и семье. В частности, Павел VI в Энциклике Humanae vitae высветил теснейшую связь супружеской любви с зарождением жизни: «Любовь супругов требует от них должным образом знать их миссию ответственного родительства, на которой сегодня c полным основанием так настаивают и которую нужно ясно понимать. [...] Ответственное исполнение родительских обязанностей предполагает, что супруги признают свои обязанности перед Богом, перед самими собой, перед семьей и перед обществом, в рамках правильной иерархии ценностей» (п. 10). В Апостольском обращении Evangelii nuntiandi Павел VI выделил связь семьи и Церкви»[60].

69. «Святой Иоанн Павел II уделил семье особое внимание в катехетических беседах о человеческой семье, в Послании к семьям Gratissimam sane и, прежде всего, в Апостольском обращении Familiaris consortio. В этих документах Понтифик назвал семью «путем Церкви»; в общих чертах описал призвание мужчины и женщины к любви; наметил основные направления пастырского попечения о семье и присутствия семьи в обществе. Так, говоря о супружеской любви (см. Familiaris consortio, 13), он описал, каким образом супруги в их взаимной любви получают дар Духа Христова и переживают свое призвание к святости»[61].

70. «Бенедикт XVI в Энциклике Deus caritas est вернулся к теме истины любви мужчины и женщины, которая полностью освещается только в свете любви Христа Распятого (см. 2). Он настаивает: «Брак, основанный на исключительной и окончательной любви, становится образом отношений Бога со Своим народом, и наоборот: любовь Бога – способ, которым Он ее проявляет – становится мерой любви человеческой» (п. 11). Кроме того, в Энциклике Caritas in veritate он подчеркивает важность любви как принципа жизни в обществе (см. п. 44), как места, где человек приобретает опыт общего блага»[62].

Таинство брака

71. «Писание и Предание открывают нам путь к познанию Троицы, являющейся нам с семейными чертами. Семья – образ Божий, который [...] есть общение людей. В крещении Христовом голос Отца называет Иисуса Своим возлюбленным Сыном, и в этой любви нам дано узнать Святого Духа (см. Мк 1, 10-11). Иисус примирил в Себе всё и искупил человека от греха; Он не только вернул браку и семье их изначальную форму, но и возвысил брак до сакраментального знака Своей любви к Церкви (ср. Мф 19, 1-12; Мк 10, 1-12; Еф 5, 21-32). В человеческой семье, собранной Христом, восстановлен «образ и подобие» Пресвятой Троицы (ср. Быт 1, 26), тайна, из которой проистекает всякая истинная любовь. От Христа посредством Церкви брак и семья обретают благодать Святого Духа, чтобы свидетельствовать о Евангелии любви Божией»[63].

72. Таинство брака – не общественный договор, пустой обряд или всего лишь внешний символ принимаемого обязательства. Таинство – дар на благо освящения и спасения супругов, поскольку «их принадлежность друг другу является реальным отображением, посредством знака таинства, отношения Христа к Своей Церкви. Поэтому для Церкви супруги – постоянное напоминание о том, что произошло на Кресте; они служат друг для друга и для детей свидетелями спасения, причастниками которого соделались в таинстве»[64]. Брак – призвание, так как он отвечает на особый призыв переживать супружескую любовь как незавершенное знамение любви между Христом и Церковью. Поэтому решение вступить в брак и создать семью должно быть плодом распознания своего призвания.

73. «Взаимный дар, лежащий в основе сакраментального брака, укоренен в благодати крещения, устанавливающего фундаментальный завет каждой личности со Христом в Церкви. Во взаимном принятии, с благодатью Христа, вступающие в брак обещают друг другу принести себя полностью в дар, хранить верность и открытость жизни, признают созидающими элементами дары, данные им Богом, серьезно принимают взаимное обязательство во имя Бога и перед лицом Церкви. В вере можно рассматривать блага брака как обязательства, которые намного лучше исполнять с помощью благодати таинства. Церковь обращает свой взгляд на супругов как на сердце всей семьи, глядящей, в свою очередь, на Иисуса»[65]. Таинство – не «нечто» и не какое-то «принуждение», поскольку в действительности Сам Христос «идет навстречу христианским супругам через таинство брака. Он дает им силу следовать за Ним, нести свой Крест, подниматься после падений, прощать друг друга, нести тяготы друг друга»[66]. Христианский брак – знак, не только показывающий, насколько Христос возлюбил Свою Церковь в Завете, скрепленном на Кресте, но и сообщающий присутствие этой любви в супружеском общении. Соединяясь в одну плоть, супруги символизируют обручение Сына Божия с человеческой природой. Поэтому «в радостях их любви и семейной жизни Он дает им уже здесь, на земле, предвкушение брачного пира Агнца»[67]. Хотя «аналогия между парами муж–жена и Христос–Церковь» является «несовершенной аналогией»[68], супруги призваны молить Господа излить Его любовь в ограниченные пределы супружеских отношений.

74. Сексуальный союз, переживаемый по-человечески и освященный таинством, для супругов – путь возрастания в жизни по благодати. Это «таинство брака»[69]. Ценность телесного союза выражена в словах согласия, посредством которых супруги принимают друг друга и взаимно отдают себя, чтобы разделить друг с другом всю жизнь. Эти слова придают и сексуальности значение, свободное от какой бы то ни было двусмысленности. Однако на самом деле вся совместная жизнь супругов, вся сеть отношений, сплетающаяся между ними, с их детьми и с миром, будет насыщена и укреплена благодатью таинства, проистекающей из тайны Воплощения и Пасхи, в которой Бог выразил всю Свою любовь к человечеству и тесно соединился с ним. Они никогда не будут предоставлены сами себе и не будут преодолевать бросаемые им вызовы исключительно своими силами. Они призваны отвечать на дар Божий своим обязательством, творчеством, стойкостью и повседневной борьбой, при этом они всегда могут взывать к освятившему их союз Святому Духу, молясь, чтобы полученная благодать вновь и вновь проявлялась в каждой новой ситуации.

75. Согласно латинской традиции Церкви, в таинстве брака служителями выступают брачующиеся мужчина и женщина[70], которые, заявляя об обоюдном согласии и выражая его во взаимном телесном даре, принимают великий дар. Согласие и союз тел – орудия Божественного деяния, соединяющего их в одну плоть. Крещением освящена их способность соединиться в браке в качестве служителей Господа, чтобы ответить на призыв Божий. Поэтому, когда два супруга-нехристианина принимают крещение, им нет необходимости обновлять брачное обещание, достаточно того, что они от него не отказываются, так как по причине получаемого крещения их союз тем самым становится сакраментальным. Каноническое право также признает действительность других браков, заключенных без присутствия рукоположенного служителя[71]. Естественный порядок был пронизан искуплением Иисуса Христа таким образом, что «между крещеными не может состояться такой действительный брачный договор, который тем самым не был бы таинством»[72]. Церковь может настаивать на публичности акта, присутствии свидетелей и других условиях, менявшихся в течение истории, но тем самым два супруга не лишаются характера служителей таинства, а центральное значение согласия мужчины и женщины не приуменьшается; все это само по себе устанавливает именно узы таинства. В любом случае, следует продолжать размышлять о Божественном действии в обряде бракосочетания, роль которого подчеркивается в Восточных Церквях, не забывая об особой важности благословения – как знамения дара Святого Духа – сторонам, заключающим брак.

Семена Слова и несовершенные ситуации

76. «Евангелие семьи питает также семена, которым еще следует созреть, и должно заботиться о засыхающих деревьях, которыми нельзя пренебрегать»[73], так, чтобы, исходя из дара Христа в таинстве семьи, они «были терпеливо ведомы далее – от того, что они уже получили от тайны Христовой, ко все более богатому ее познанию и полному воплощению ее в своей жизни»[74].

77. На основе библейского учения, согласно которому все сотворено Христом и ради Христа (ср. Кол 1, 16), Отцы Синода напомнили, что «порядок искупления просвещает и завершает порядок творения. Поэтому естественный брак полностью понятен в свете своего сакраментального завершения: лишь неотрывно взирая на Христа, можно до конца понять истину о человеческих отношениях. “В самом деле, тайна человека истинно проясняется лишь в тайне воплотившегося Слова. [...] Христос, новый Адам, в Откровении тайны Отца и Его любви полностью являет человека самому человеку и открывает ему его высочайшее призвание” (Gaudium et spes, 22). Следовательно, как никогда, целесообразно понять в христоцентрическом ключе естественные качества, присущие браку и составляющие благо супругов [bonum coniugum]»[75], включая единство, открытость в отношении жизни, верность и нерасторжимость, а в христианском браке – также взаимную помощь на пути к более полной дружбе с Господом. «Распознание присутствия семян Слова в других культурах (см. Ad gentes, 11) можно применить и к реалиям брака и семьи. Помимо истинного естественного брака, положительные элементы присутствуют в брачных формах других религиозных традиций»[76], несмотря на темные моменты. Можно утверждать, что «любой человек, желающий создать в этом мире семью, учащую детей радоваться каждому делу, направленному на искоренение зла – семью, показывающую, что Святой Дух жив и действует, – обретет благодарность и уважение, из какого бы народа, какой бы религии или региона он ни был»[77].

78. «Взгляд Христа, Чей свет просвещает каждого человека (см. Ин 1, 9; Gaudium et spes, 22), вдохновляет пастырское попечение Церкви о верных, которые просто сожительствуют, заключили только гражданский брак или вступили в новый союз после развода. В перспективе Божественной педагогики Церковь с любовью обращается к тем, кто несовершенным образом участвует в ее жизни: вместе с ними она взывает о благодати обращения, побуждает их творить добро, с любовью заботиться друг о друге и служить общине там, где они живут и работают. [...] Когда союз достигает значительной стабильности через установление публичной связи – и отмечен глубокой любовью, ответственностью в отношении потомства, способностью преодолевать испытания, он открывает возможности для сопровождения партнеров к таинству брака, везде, где это возможно»[78].

79. «При встрече с трудными ситуациями и израненными семьями следует всегда помнить общий принцип: “Пусть пастыри знают, что из любви к истине они обязаны глубоко вникать в каждую конкретную ситуацию” (Familiaris consortio, 84). Степень ответственности не равна во всех случаях, могут присутствовать факторы, ограничивающие способность вынести решение. Поэтому, хотя учение следует озвучивать со всей ясностью, необходимо избегать суждений, не учитывающих сложность разных ситуаций; необходимо внимание к тому, как люди живут и страдают из-за своего состояния»[79].

Передача жизни и воспитание детей

80. Брак – это, в первую очередь, «глубокая общность жизни и супружеской любви»[80], представляющей собой благо для самих супругов[81], а сексуальность «предназначена для супружеской любви мужчины и женщины»[82]. Поэтому даже «супруги, которым Бог не дал детей, могут, тем не менее, вести супружескую жизнь, наполненную смыслом с чисто человеческой и христианской точек зрения»[83]. Несмотря на это, такой союз предназначен для продолжения рода «по своему естественному характеру»[84]. Рожденный ребенок «появляется не извне, чтобы присоединиться к взаимной любви супругов; он вырастает прямо в недрах этого обоюдного дара, плодом и венцом которого он является»[85]. Супруги не получают ребенка в итоге некоторого процесса, напротив, ребенок присутствует с самого начала их любви, как ее основное качество, от которого невозможно отказаться, не изуродовав тем самым любовь. С самого начала любовь отвергает любое побуждение закрыться в себе, а открывается плодности, сохраняющей, собственно, взаимную любовь и за пределами способности зачать потомство. Следовательно, ни один сексуальный акт супругов не может терять своего содержания[86], хотя в силу разных причин не всегда получается дать начало новой жизни.

81. Ребенок требует быть рожденным именно от такой любви, а не просто так, ведь он «не что-то должное, а дар»[87], он есть «плод особого акта супружеской любви своих родителей»[88]. «Согласно порядку творения, супружеская любовь мужчины и женщины и передача жизни починены друг другу (см. Быт 1, 27-28). Тем самым Творец приобщил мужчину и женщину к Своему делу творения и одновременно преобразил их в орудия Своей любви, доверив им ответственность за будущее человечества посредством передачи человеческой жизни»[89].

82. Отцы Синода заявили, что «нетрудно констатировать распространение менталитета, сводящего рождение новой жизни к некоему изменчивому плану – индивидуальному или супружеской пары»[90]. Учение Церкви «помогает гармонично и осознанно переживать единение супругов во всех его измерениях, вместе с ответственностью за рождение потомства. Нужно открыть заново послание Энциклики Humanae vitae Павла VI, подчеркивающей необходимость уважать достоинство личности при нравственной оценке методов регуляции рождаемости. [...] Решение усыновить либо взять под опеку ребенка выражает особую плодотворность супружеского опыта»[91]. Церковь особенно благодарна супругам и «поддерживает семьи, принимающие, воспитывающие и окружающие любовью детей с ограниченными возможностями здоровья»[92].

83. В связи с этим не могу не подчеркнуть, что семья как святилище жизни и пространство, где жизнь зарождается и окружена заботой, решительно противоречит своему фактическому превращению в пространство, где жизнь отрицается и разрушается. Ценность человеческой жизни настолько высока, а право на жизнь невинного ребенка, развивающегося в лоне матери, настолько неотъемлемо, что возможность принимать решения в отношении его жизни никоим образом нельзя представлять как право распоряжаться своим телом. Жизнь ребенка ценна сама по себе и ни при каких условиях не может становиться объектом, подчиненным власти другого человеческого существа. Семья защищает жизнь на всех ее этапах, включая ее закат. Поэтому «сотрудникам структур здравоохранения напоминаем о нравственной обязанности отказа по убеждениям совести. При этом Церковь не только ощущает настоятельную потребность подтвердить право человека на естественную смерть с отказом от терапевтической настойчивости и эвтаназии», но и «решительно отвергает смертную казнь»[93].

84. Отцы Синода пожелали подчеркнуть, что «один из фундаментальных вызовов, с которым сегодня столкнулись семьи, это, безусловно, вызов образования, ставшего из-за нынешних культурных реалий и огромного влияния масс-медиа более требовательным и сложным»[94]. «Церковь выполняет важную роль по поддержке семей, начиная с христианского посвящения, с помощью принимающих общин»[95]. Тем не менее мне представляется очень важным напомнить, что целостное воспитание детей – «важнейшая обязанность» и, при этом, «преимущественное право» родителей[96]. Речь идет не о всего лишь поручении или о бремени, но о сущностном и незаменимом праве, которое родители призваны защищать и которого никто не имеет права их лишить. Государство субсидиарно предлагает образовательные услуги, сопровождая родителей в выполнении их не подлежащей передачи функции. У родителей есть право свободно выбирать тип образования – доступного и качественного, – которое они намерены дать детям в соответствии с личными убеждениями. Школа не подменяет родителей, а, скорее, дополняет их. Базовый принцип таков: «Любой другой сотрудник в процессе воспитания должен действовать от имени родителей, с их согласия и, в определенной мере, по их поручению»[97]. Однако «образовался разрыв между семьей и обществом, семьей и школой, сегодня образовательный договор расторгнут; итак, соглашение общества с семьей о воспитании настиг кризис»[98].

85. Церковь призвана сотрудничать, содействуя через соответствующую пастырскую деятельность исполнению родителями воспитательной миссии. Выполнять это необходимо, помогая в любых ситуациях ценить особую родительскую роль, признавая, что верные, получившие таинство брака, становятся настоящими служителями воспитания, поскольку, воспитывая своих детей, созидают Церковь[99] и, выполняя эту обязанность, принимают предложенное Богом призвание[100].

Семья и Церковь

86. «С нежной радостью и глубоким утешением Церковь взирает на семьи, остающиеся верными наставлениям Евангелия, воодушевляя их и благодаря за свидетельство, которое они несут. Благодаря им красота нерасторжимого брака и верности обретают фактическую достоверность. В семье, «которую можно называть домашней Церковью» (Lumen gentium, 11), созревает первый церковный опыт общения личностей, в чем по благодати отражается тайна Пресвятой Троицы. «Именно здесь учатся терпеливому труду и его радости, братской любви, щедрому прощению, даже многократному, но прежде всего – поклонению Богу в молитве и жертве собственной жизни» (Катехизис Католической Церкви, 1657)»[101].

87. Церковь есть семья семей, непрерывно обогащаемая жизнью всех домашних Церквей. Поэтому «в силу таинства брака каждая семья полноценно становится благом для Церкви. Безусловно, в этом русле для сегодняшней жизни Церкви необходимо считать драгоценным даром и взаимную близость семьи и Церкви: Церковь – благо для семьи, семья – благо для Церкви. Сохранность сакраментального брака Господа зависит не только от отдельной семьи, но от самой христианской общины»[102].

88. Переживаемая в семьях любовь – постоянная сила жизни Церкви. «Соединительная цель брака представляет собой неизменный призыв к возрастанию и углублению этой любви. Супруги в своем любовном союзе переживают красоту отцовства и материнства; разделяют друг с другом планы и труды, желания и опасения; учатся заботиться друг о друге и взаимно прощать. В любви они прославляют нелегкие минуты и поддерживают друг друга на тяжелых этапах истории совместной жизни [...]. Красота взаимного безвозмездного дара, радость за рождающуюся жизнь, любящий уход за всеми членами семьи, от малых до пожилых, – вот лишь некоторые плоды, сообщающие ответу на призвание к созданию семьи уникальный и незаменимый характер»[103] – как для Церкви, так и для всего общества.

ГЛАВА IV

ЛЮБОВЬ В БРАКЕ

89. Всего сказанного недостаточно для возвещения Евангелия о браке и семье, если особо не остановиться на беседе о любви, потому что мы не можем поощрять следование по пути верности и взаимной отдачи, не поддерживая возрастание, укрепление и углубление супружеской и семейной любви. Благодать таинства брака, прежде всего, предназначена «совершенствовать любовь между супругами»[104]. И в этом случае не теряет ценности мысль, что «если имею всю веру, так что [могу] и горы переставлять, а не имею любви, – то я ничто. И если я раздам все имение мое и отдам тело мое на сожжение, а любви не имею, нет мне в том никакой пользы» (1 Кор 13, 2-3). Однако слово «любовь» – одно из самых используемых, и зачастую его искажают[105].

Наша повседневная любовь

90. В так называемом «гимне любви», написанном святым Павлом, мы встречаем некоторые характеристики истинной любви:

«Любовь долготерпит,
милосердствует,
любовь не завидует,
любовь не превозносится,
не гордится,
не бесчинствует,
не ищет своего,
не раздражается,
не мыслит зла,
не радуется неправде,
а сорадуется истине;
все покрывает,
всему верит,
всего надеется,
все переносит» (1 Кор 13, 4-7).

Вот что переживается и сохраняется в жизни, разделяемой супругами во все дни друг с другом и с детьми. В попытке применения этого текста к конкретному существованию любой семьи очень важно остановиться на уточнении смысла его словосочетаний.

Терпение

91. В первом словосочетании используется понятие macrothymei. Переводится оно не просто как «все переносит», так как эта мысль звучит в конце 7-го стиха. Смысл передан в греческом переводе Ветхого Завета, где сказано, что Бог «долготерпелив» (Исх 34, 6; Числ 14, 18). Долготерпение проявляется, когда человек не позволяет побуждениям управлять собой и избегает агрессии. Таково качество Бога Завета, призывающего подражать Ему и в условиях семейной жизни. Тексты, где Павел использует этот термин, следует читать на фоне Книги Премудрости (см. Прем 11, 23; 12, 2.15-18): в ней прославляется умеренность Бога в наказании и одновременно подчеркивается Его могущество в милосердном деянии. Долготерпение Бога – воплощение милосердия к грешнику и проявление подлинного могущества.

92. Быть терпеливым не значит – допускать постоянное дурное обращение с собой, переносить физическую агрессию или позволять обращаться с собой как с вещью. Проблема возникает, когда мы считаем отношения идиллическими, а людей совершенными, либо когда ставим в центр собственные желания и ожидаем исключительно исполнения нашей воли. Тогда все нервирует нас, заставляет реагировать агрессивно. Если мы не будем развивать терпение, то всегда найдем оправдание для гневного ответа и, в конце концов, превратимся в людей, не умеющих вести совместную жизнь, в антисоциальных, неспособных владеть импульсивными побуждениями, и семья превратится в поле битвы. Вот почему Слово Божие увещевает нас: «Всякое раздражение, и ярость, и гнев, и крик, и злоречие со всякою злобою да будут удалены от вас» (Еф 4, 31). Терпение укрепляется при признании того, что другой человек также обладает правом жить на этой земле вместе со мной – такой, каков он есть. Неважно, раздражает ли он меня, меняет ли мои планы, докучает ли мне своим образом жизни или своими идеями, если он совсем не такой, как я ожидал. Любовь всегда содержит в себе чувство глубокого сострадания, позволяющего принять другого как частицу этого мира, даже когда он ведет себя совсем иначе, чем мне хотелось бы.

Милосердное отношение

93. Далее следует слово chresteuetai, уникальное для всей Библии, производное от chrestos (добрый человек, проявляющий благость в деяниях). Однако в силу своего местоположения оно совершенно параллельно предыдущему глаголу и дополняет его. Тем самым Павел хочет прояснить, что «терпение», упомянутое на первом месте – не совершенно пассивная позиция, наоборот, терпение сопровождается деятельностью, динамичной и изобретательной реакцией по отношению к другим. Указано, что любовь творит добро другим и поддерживает их. Поэтому в переводе мы видим «милосердствует».

94. В совокупности текста очевидно, что Павел намеренно настаивает на том факте, что любовь – не просто чувство, что ее нужно понимать в значении, присущем глаголу «любить» в еврейском языке, то есть: «творить добро». Как говорил святой Игнатий Лойола, «любовь нужно больше вкладывать в дела, нежели в слова»[106]. Тем самым глагол «любить» может проявить всю свою плодотворность и позволяет нам испытать радость дара, благородство и величие щедрой самоотдачи, без меры, без требования воздаяния, совершаемой лишь из радости отдавать и служить.

Исцеление зависти

95. Далее – как противоположность любви – отвергается позиция, выраженная термином zelos («ревность» или «зависть»). Это означает, что в любви нет места для чувства недовольства из-за блага другого (см. Деян 7, 9; 17, 5). Зависть – огорчение из-за чужого блага, показывающее, что нас не интересует счастье других из-за того, что мы концентрируемся исключительно на личном благосостоянии. И если любовь позволяет нам отказаться от себя самих, то зависть заставляет фокусироваться на самом себе. Истинная любовь ценит успехи других, не воспринимает их как угрозу себе, свободна от горького привкуса зависти. Она принимает тот факт, что у каждого свои, отличные от других дары и разные пути в жизни. Поэтому она позволяет открыть собственную дорогу к счастью, позволяя другим найти свою.

96. В общем, речь идет об исполнении требований двух заключительных заповедей Закона Божия: «Не желай дома ближнего твоего; не желай жены ближнего твоего, ни раба его, ни рабыни его, ни вола его, ни осла его, ничего, что у ближнего твоего» (Исх 20, 17). Любовь ведет нас к искреннему мнению о каждом человеческом существе и признанию его права на счастье. Я люблю этого человека, вижу его взглядом Бога Отца, дарующего нам все «для наслаждения» (1 Тим 6, 17), следовательно, я принимаю в глубине, что он может наслаждаться удачным моментом. В любом случае, именно сам корень любви побуждает меня отказаться от несправедливости, порождаемой тем, что у одних всего много, а у других нет ничего, вдохновляет меня поступать так, чтобы отвергнутые обществом испытали немного радости. Однако это не зависть, а жажда равенства.

Не превозноситься и не гордиться

97. Затем следует выражение perpereuetai, подразумевающее тщеславие, беспокойное стремление показать себя высшими, чтобы произвести впечатление через сухое и довольно агрессивное отношение. Любящий не только старается не говорить слишком много о себе, но, концентрируясь на других, умеет занять свое место, не претендуя на то, чтобы быть в центре. Следующее слово – physioutai – очень соответствует этому, так как показывает, что любовь не спесива. Термин буквально указывает на то, что любящий не «возвеличивается» перед другими, но имеет и более тонкое значение. Подразумевается не только одержимая демонстрация личных качеств, но и утрата чувства реальности. Здесь более великими перед остальными себя выставляют считающие себя более «духовными» либо «мудрыми». Павел в других случаях использует этот глагол, например, предупреждая: «Знание надмевает, а любовь назидает» (1 Кор 8, 1). Стоит сказать, что некоторые считают себя великими потому, что знают больше других, изо всех сил требуют чего-то от других и стремятся контролировать их, хотя на самом деле великими делает нас любовь – понимающая, заботящаяся, поддерживающая слабого. В другом стихе это слово использовано для критики тех, кого «распирает гордыня» (ср. 1 Кор 4, 18), но на самом деле такие люди голословны, а не наделены истинной «силой» Святого Духа (см. 1 Кор 4, 19).

98. Важно, чтобы христиане не превозносились в своем отношении к родственникам, мало наставленным в вере, слабым или же неуверенным в своих убеждениях. Порой случается обратное: тот, кто в семье считает себя более зрелым, оказывается высокомерным и невыносимым. Но любви присуще смиренное отношение, так как чтобы понять, простить близких и служить другим от всего сердца, обязательно нужно исцелить в себе гордость и развить смирение. Иисус напоминал ученикам, что в мире власти каждый стремится доминировать над другими, вот почему Он говорит: «Но между вами да не будет так» (Мф 20, 26). Логика христианской любви не в том, чтобы считать себя выше прочих и нуждаться в том, чтобы остальные ощущали твою власть; эта логика такова: «кто хочет между вами быть первым, да будет вам рабом» (Мф 20, 27). В семейной жизни не может править логика власти одних над другими либо состязание в том, чтобы показать, кто умнее и сильнее, поскольку такая логика ослабляет любовь. Для семьи важен и такой совет: «Все же, подчиняясь друг другу, облекитесь смиренномудрием, потому что Бог гордым противится, а смиренным дает благодать» (1 Петр 5, 5).

Доброжелательность

99. Любить – значит стать приветливыми, вот в чем суть понятия aschemonei. Оно указывает на то, что любовь не действует грубо, не проявляет себя неучтиво, не жестока в обращении к другому. Ее проявления, слова, жесты доброжелательны, а не жестки и суровы. Ей ненавистно заставлять других страдать. Доброжелательность – «школа чуткости и бескорыстия», заставляющая человека «развивать свое сознание и чувства, учиться слушать, говорить, а когда нужно – промолчать»[107]. Доброжелательность – не стиль поведения, который христианин может предпочесть либо отвергнуть: это одно из неотъемлемых требований любви, поэтому «каждое человеческое существо обязано быть обходительным с теми, кто его окружает»[108]. Ежедневное «погружение в жизнь другого, даже если этот другой – частица нашей жизни, требует деликатности ненавязчивого поведения, обновляющего доверие и уважение. [...] И чем теснее и глубже любовь, тем более необходимы уважение к свободе и способность ждать, пока другой отворит врата своего сердца»[109].

100. Для готовности к подлинной встрече с другим человеком необходимо смотреть на него доброжелательно. Это невозможно при давлении пессимизма, выделяющего чужие недостатки и ошибки, развившегося, возможно, как компенсация собственных комплексов. Доброжелательный взгляд позволяет нам не подчеркивать недостатки другого, благодаря чему мы способны относиться к нему с терпением и объединяться в совместных планах, несмотря на нашу несхожесть. Доброжелательность рождает узы, развивает связи, налаживает новые сети для объединения, созидает крепкую социальную ткань. Таков механизм самозащиты общества, ведь без ощущения сопричастности нельзя поддерживать самоотдачу другим людям: любой человек в итоге ищет только собственную выгоду, следовательно, сосуществование оказывается невозможным. Антисоциальный человек уверен, что другие люди существуют для того, чтобы удовлетворять его потребности, и, поступая так, остальные лишь выполняют свой долг. Следовательно, не остается места для доброжелательной любви и ее самовыражения. Любящий умеет сказать слова ободрения, утешающие, дающие силы, успокаивающие, поощряющие. Посмотрим, с какими словами Иисус обращался к людям, например: «Дерзай, чадо!» (Мф 9, 2). «Велика вера твоя!» (Мф 15, 28). «Встань!» (Мк 5, 41). «Иди с миром» (Лк 7, 50). «Не бойтесь» (Мф 14, 27). Эти слова не унижают, не огорчают, не раздражают, не обесценивают. В семье нужно научиться доброжелательному языку Иисуса.

Бескорыстное самоотречение

101. Мы много говорили: чтобы любить других, необходимо прежде возлюбить себя самого. Тем не менее «гимн любви» утверждает, что любовь «не заботится о себе», или «не ищет своего». Это выражение используется еще в одном тексте: «Не о себе [только] каждый заботься, но каждый и о других» (Фил 2, 4). Учитывая столь ясное утверждение Писания, не следует считать приоритетной любовь к себе как, якобы, более возвышенную, чем самоотдача другим людям. Определенный приоритет любви к себе можно понять лишь как психологическое состояние, так как человеку, неспособному любить себя самого, трудно полюбить и других: «Кто зол для себя, для кого будет добр? [...] Нет хуже человека, который недоброжелателен к самому себе» (Сир 15, 5-6).

102. Однако сам Фома Аквинский объяснил, что «любви более присуще намерение любить, нежели намерение быть любимой»[110] и что, на самом деле, «матери, как любящие более всех, стремятся более любить, нежели чтобы их любили»[111]. Поэтому любовь может устремляться за пределы справедливости и бескорыстно выходить из берегов, «не ожидая ничего» (Лк 6, 35), пока не станет той любовью, больше которой нет, то есть любви, «полагающей душу свою» за других (Ин 15, 13). По-прежнему ли возможно такое бескорыстие, позволяющее отдавать безвозмездно и отдавать до конца? Безусловно, возможно, так как именно этого требует от нас Евангелие: «Даром получили, даром давайте» (Мф 10, 8).

Без внутреннего ожесточения

103. Если первая строфа гимна призывала нас к терпению, избегающему грубой реакции на чужие слабости и ошибки, то теперь появляется другое слово – paroxynetai – относящееся к внутренней реакции возмущения, вызванной чем-то внешним. Речь идет о внутреннем ожесточении, о неявном раздражении, заставляющем нас защищаться от других, словно от назойливых врагов, от которых нужно скрыться. Культивирование такой скрытой агрессии ни к чему хорошему не приводит. Из-за него мы лишь заболеваем и в итоге изолируемся. Здоровое возмущение побуждает нас реагировать в условиях серьезной несправедливости, но если оно стремится пронизать собой наше отношение к другим людям, то причиняет лишь вред.

104. Евангелие призывает, в первую очередь, замечать бревно в собственном глазу (см. Мф 7, 5); будучи христианами, мы не можем игнорировать неизменное требование Слова Божия не взращивать гнев: «Не будь побежден злом» (Рим 12, 21). «Делая добро, да не унываем» (Гал 6, 9). Одно дело – чувствовать силу врывающейся агрессивности, совсем другое – подчиниться ей, позволить стать постоянным состоянием: «Гневаясь, не согрешайте: солнце да не зайдет во гневе вашем» (Еф 4, 26). Поэтому ни в коем случае нельзя завершать день, не установив в семье мир. «И как я должен установить мир? Опуститься на колени? Нет! Всего лишь незначительный жест, нечто совсем малое, и семейная гармония возвращается. Достаточно просто ласки, без слов. Никогда не завершать день в семье, не установив мир!»[112]. Внутренней реакцией на неудобство, доставленное другими, должно быть, в первую очередь, благословение в сердце, пожелание блага другому, молитва Богу о его освобождении и исцелении: «Благословляйте, зная, что вы к тому призваны Богом, чтобы наследовать благословение» (1 Петр 3, 9). Коль скоро мы должны бороться со злом, то будем исполнять это, но всегда говоря «нет» внутренней жестокости.

Прощение

105. Позволяя дурному чувству проникнуть вглубь нас, мы находим место для обиды, свивающей гнездо в сердце. Фраза logizetai to kakonозначает «считается со злом», «носит память о нем», то есть склонный помнить обиду. Противовес – прощение, основанное на позитивном отношении, стремящемся понять чужую слабость и старающуюся найти извинение для другого человека, по словам Иисуса: «Отче! прости им, ибо не знают, что делают» (Лк 23, 34). Напротив, часто очевидна тенденция найти еще больше провинностей, вообразить еще больше злодеяний, предположить всевозможные дурные намерения; так усиливается и укореняется обида. Поэтому любая ошибка или падение одного из супругов может повредить узы любви и семейную стабильность. Проблема в том, что порой всему приписывается одинаковая тяжесть, при угрозе оказаться жестоким к какому бы то ни было заблуждению другого человека. Справедливое отстаивание своих прав трансформируется в устойчивую, неутомимую жажду отмщения, а не в здравую защиту собственного достоинства.

106. Если нас обидели или разочаровали, то прощение возможно и желательно, но никто не говорит, что это легко. Правда, что «семейное единение может быть сохранено и усовершенствовано только в духе жертвенности, ибо оно требует благородной готовности всех и каждого к пониманию, терпимости, прощению и примирению. Пусть каждая семья помнит о том, что эгоизм, разногласия, напряженная обстановка и конфликты жестоко угрожают, а иногда и наносят смертельную рану этому единению. Отсюда – разнообразные и множественные формы разделений в семейной жизни»[113].

107. Сегодня мы знаем: чтобы суметь простить, нам нужно пройти через освобождающий опыт понимания и простить себя самих. Неоднократно наши ошибки или критический взгляд на любимых людей заставляли нас терять любовь к самим себе. В итоге мы начинаем отгораживать себя от других, избегать привязанности, наполняться страхом в межличностных отношениях. Значит, способность обвинять других трансформируется в ложное облегчение. Нужно молиться, не отрицая свою историю, принимать себя, уметь сосуществовать со своими слабостями и даже прощать себя, чтобы научиться так же относиться к другим людям.

108. Но это предполагает опыт обретения Божьего прощения, безвозмездного, а не заслуженного оправдания. Нас окружает любовь, предшествующая любому нашему делу, всегда предлагающая новую возможность, поддерживающая и ободряющая. Если мы примем, что любовь Божия безусловна, что любовь Отца не нужно покупать, что за нее не нужно платить, то сможем любить, несмотря ни на что, прощать других, даже когда те несправедливы к нам. Иначе наша семейная жизнь перестанет быть пространством понимания, сопровождения и поддержки, став местом постоянной напряженности и наказания друг друга.

Радоваться с другими

109. Выражение chairei epi te adikia указывает на нечто отрицательное, тайком сохраняемое в сердце человека. Это ядовитое отношение того, кто радуется, наблюдая за несправедливостью в отношении кого-либо другого. Фраза дополняется следующей, описывающей положительное восприятие: synchairei te aletheia: сорадуется истине. То есть радуется чужому благу – признанию его достоинства, оценке его способностей и добрых поступков. А это невозможно для того, кому все время приходится сравнивать себя и состязаться, даже со своим супругом, вплоть до скрытой радости, вызванной его поражениями.

110. Когда любящий человек может сделать доброе другому или когда видит, что у другого все хорошо, он переживает это с радостью и тем самым прославляет Бога, ведь «доброхотно дающего любит Бог» (2 Кор 9, 7), наш Господь особенно ценит радующегося чужому счастью. Если мы не развиваем способность наслаждаться благом другого и концентрируемся, в первую очередь, на наших потребностях, то приговариваем себя к безрадостной жизни, ведь, как сказал Иисус, «блаженнее давать, нежели принимать!» (Деян 20, 35). Семья всегда должна быть местом, где любой совершивший что-либо доброе в жизни, знает, что все прочие будут радоваться вместе с ним.

Все прощает

111. Список завершается четырьмя выражениями, говорящими о едином целом: «все». Все покрывает, всему верит, всего надеется, все переносит. Тем самым решительно подчеркивается контркультурный динамизм любви, способной встретить лицом к лицу все, что может ей угрожать.

112. В первую очередь утверждается: «все покрывает» [panta stegei]. Это отлично от «не считаться со злом», так как этот термин относится к использованию языка; он может означать «хранить молчание» о плохом, что может быть в человеке. Он заставляет ограничивать суждение, сдерживать склонность бросить в другого жестокое и беспощадное обвинение. «Не судите, и не будете судимы» (Лк 6, 37). Поскольку это противоречит нашему обычному использованию языка, Слово Божие просит нас: «Не злословьте друг друга, братия» (Иак 4, 11). Останавливаться для нанесения ущерба образу другого человека – это способ укрепить свой собственный образ, выплеснуть обиду и зависть, не считаясь с тем, какой вред это приносит. Часто забывают, что диффамация может оказаться значительным грехом, серьезным оскорблением Бога, если глубоко уязвляется доброе имя других и им наносится ущерб, с трудом поддающийся восстановлению. Поэтому Слово Божие так сурово к языку, называя его «прикрасой неправды», «оскверняющим все тело и воспаляющим круг жизни» (Иак 3, 6), «неудержимым злом; исполненным смертоносного яда» (Иак 3, 8). Любовь заботится об образе других своей деликатностью, позволяющей сохранять даже доброе имя врагов. Защищая Божественный закон, никогда нельзя забывать это требование любви.

113. Любящие и взаимно преданные супруги хорошо говорят друг о друге, стараются показать хорошую сторону супруга, независимо от его слабостей и ошибок. Во всяком случае, они сохраняют молчание, чтобы не повредить его образ. Однако это не просто внешний поступок, а позиция, обусловленная внутренним отношением. И это не проявление неискренности закрывающего глаза на проблемы и слабые черты другого, а, скорее, широта взгляда того, кто учитывает контекст слабостей и ошибок другого; он помнит, что недостатки – лишь часть, а не полнота существа другого. Неприятный факт в отношениях – не целостность отношений. Следовательно, можно просто принять, что все мы – сложная комбинация светлых и темных сторон. Другой – не всего лишь тот, кто докучает мне, а намного больше. По той же логике я не претендую на то, чтобы его любовь была совершенной, иначе я не смогу ценить его. Он любит меня – такой, какой он есть и так, как он может, со всеми своими слабостями, но несовершенство его любви не означает, что его любовь ложная или не настоящая. Она реальная, но ограниченная, земная. Поэтому, когда я претендую слишком на многое, он каким-то образом дает мне это понять, так как не сможет и не захочет играть роль Божественного существа либо служить всем моим потребностям. Любовь уживается с несовершенством, извиняет его, умеет хранить молчание о слабостях любимого человека.

Доверяет

114. Panta pisteuei: «всему верит». В данном контексте не стоит понимать эту «веру» в богословском значении, а, скорее, как «доверие». Речь не только о том, чтобы не подозревать другого человека в обмане или введении в заблуждение. Такое основополагающее доверие видит скрытый темнотой свет, зажженный Богом, уголек, все еще тлеющий под пеплом.

115. Такое доверие делает возможными свободные отношения. Нет потребности контролировать другого, скрупулезно следить за его шагами во избежание его бегства от наших объятий. Любовь доверяет, оставляет свободу, отказывается от полного контроля, от обладания, от доминирования. Свобода, открывающая пространство для самостоятельности, открытости миру и новому опыту, позволяет отношениям обогащаться, а не превращаться в бесперспективную эндогамию. Тем самым супруги, будучи вместе, могут с радостью делиться полученным и усвоенным вне семейного круга. Одновременно оказываются возможными искренность и прозрачность, так как, когда кто-то знает, что другие полагаются на него и ценят его глубинную благость, он проявляет себя таким, каков он есть, без утаивания. А тот, кто знает, что его всегда подозревают, осуждают без сострадания, не любят безоговорочно, предпочтет хранить в секрете свои тайны, прятать свои падения и слабости, показывать себя не тем, кто он есть на самом деле. Напротив, семья, где царит крепкое и любящее доверие, где несмотря ни на что всегда возвращается доверие, проявляет подлинную идентичность своих членов и учит спонтанно отказываться от обмана, нечестности и лживости.

Надеется

116. Panta elpizei: не унывает из-за будущего. В связке с предыдущим словом подразумевает надежду того, кто знает, что другой человек может измениться, всегда надеется на возможность созревания, на удивительный расцвет красоты другого, на то, что однажды прорастут его самые скрытые способности. Это не значит, что все в этой жизни переменится. Необходимо принимать, что определенные события произойдут иначе, чем нам хотелось бы, но, возможно, Бог напишет прямо на неровных строках личности и извлечет какое-то благо из зла, которое человеку не удается преодолеть на этой земле.

117. Здесь надежда выступает в своем полном значении, так как предполагает уверенность в жизни после смерти. Личность со всеми своими слабостями призвана к полноте Небес. Там ее полностью преобразит воскресение Христово, а ее слабости, темные стороны и патологические проявления утратят существование. Там подлинное бытие личности просияет со всей силой добра и красоты. Благодаря этому среди земных невзгод мы сможем созерцать эту личность сверхъестественным взглядом, в свете надежды, ожидая, когда в Царстве Небесном личность однажды обретет свою пока невидимую завершенность.

Все переносит

118. Panta hypomenei – значит переносить все превратности в положительном ключе. Это значит – сохранять устойчивость во враждебной обстановке, что подразумевает не только терпимость к некоторым раздражающим вещам, но и что-то большее: динамичное и постоянное противостояние, способное ответить на любой вызов. Это означает любовь несмотря ни на что, даже когда все вокруг побуждает к совершенно иному. Она проявляет некоторый упорный героизм, силу против любого негативного течения, выбор в пользу блага, которое ничто не может уничтожить. Об этом мне напоминают слова Мартина Лютера Кинга, подчеркивавшего выбор в пользу братской любви даже среди худших преследований и поруганий: «Человек, который больше всего тебя ненавидит, все равно имеет в себе нечто доброе; и нация, которая больше всего ненавидит, имеет в себе нечто доброе; и раса, которая больше всего ненавидит, имеет в себе нечто доброе. И когда ты начинаешь смотреть в лицо каждому человеческому существу и видеть в глубине его то, что религия называет «образом Божиим», начинай любить его, несмотря ни на что. Неважно, что он делает, ты смотри в нем на образ Божий. Существует элемент благости, от которого ты никогда не сможешь освободиться [...] Иной способ любить твоего врага – следующий: когда представляется возможность сокрушить неприятеля, именно в эту минуту ты должен решить не делать этого [...] Когда ты поднимаешься на уровень любви, ее величественной красоты и мощи, единственное, что ты стремишься сокрушить – вредоносные системы. Людей, уловленных такой системой, люби, но старайся сокрушить систему [...] Ненависть ради ненависти лишь усиливает существование ненависти и зла во вселенной. Когда я ударяю тебя, а ты – меня, когда я отвечаю на твой удар, а ты отвечаешь на мой удар и так далее, очевидно, что так продолжается до бесконечности. Просто никогда не прекращается. На одной из сторон у кого-то должно быть немного здравого смысла, такова сильная личность. Сильная личность – личность, способная разбить цепь ненависти, цепь зла [...] У кого-то должно быть достаточно веры и нравственности, чтобы разорвать эту цепь и включить в саму структуру вселенной сильный и могущественный элемент любви»[114].

119. В семейной жизни нужно взращивать эту силу любви, позволяющую бороться с угрожающей ей злом. Любовь препятствует главенству обиды, пренебрежению людьми, желанию ранить и заставлять за что-то заплатить. Христианский идеал, особенно в семье, это любовь несмотря ни на что. Например, порой я восхищаюсь отношением людей, которым пришлось расстаться с супругом, чтобы защититься от физического насилия, но, тем не менее, в силу супружеского милосердия преодолевающих собственные чувства и оказавшихся способными поступать ради блага супруга во время его болезни, страдания или в трудную минуту, пусть даже с помощью других. И это – любовь несмотря ни на что.

Возрастать в супружеском милосердии

120. Рассмотренный нами гимн святого Павла позволяет перейти к теме супружеского милосердия. Оно – любовь, соединяющая супругов[115], освященная, обогащенная и просвещенная благодатью таинства брака. Оно – «союз чувственный»[116], духовный и жертвенный, который, однако, объединяет в себе нежность дружбы и эротическую страсть, чтобы быть в состоянии сохраниться даже при ослаблении чувств и страсти. Папа Пий XI учил, что такая любовь пронизывает все обязанности супружеской жизни и «считает первенствующим благородство»[117]. Действительно, такая сильная любовь, излитая Святым Духом, есть отражение нерушимого Завета Христа с человечеством, кульминация которого – самоотвержение до конца, на кресте: «Дух, Которого дает Господь, дарует новое сердце и делает мужчину и женщину способными любить так, как возлюбил Христос. Супружеская любовь обретает ту полноту, которой внутренне подчинена, супружеское милосердие»[118].

121. Брак – драгоценный знак, поскольку, «когда мужчина и женщина совершают таинство брака, Бог, если можно сказать, «отражается» в них, запечатлевает в них Свои черты и неизгладимый характер Своей любви. Брак – икона любви Бога к нам. Так, Сам Бог есть общение: три Ипостаси Отца, Сына и Святого Духа живут изначально и вечно в совершенном единении. Именно такова тайна брака: Бог соединяет двух супругов в одно единое бытие»[119]. Это имеет очень конкретные и повседневные следствия, так как супруги, «в силу Таинства поставляются на самую настоящую миссию: исходя из простых, обыденных вещей видимым образом являть любовь, которой Христос возлюбил Свою Церковь, продолжая полагать за нее жизнь»[120].

122. Тем не менее плохо смешивать разные планы: нельзя накладывать на двух слабых людей чудовищное бремя долга в совершенстве воспроизводить союз Христа с Церковью, поэтому брак как знак предполагает «динамичный процесс, который постепенно движется вперед со все более усиливающимся проникновением даров Божиих»[121].

Вся жизнь, все вместе

123. После любви, соединяющей нас с Богом, супружеская любовь – «величайшая дружба»[122]. Она – союз, обладающий всеми качествами доброй дружбы: поиск блага для другого, взаимность, близость, нежность, стабильность и схожесть друзей, постепенно созидающаяся в разделенной друг с другом жизни. Однако брак добавляет ко всему этому нерасторжимую исключительность, выражающуюся в непоколебимом замысле разделить друг с другом и совместно созидать все бытие. Будем искренними и признаем знамения реальности: влюбленный не планирует, что такая связь устанавливается лишь на некоторое время; насыщенно переживающий радость супружества не думает о чем-то преходящем; те, кто сопровождают установление союза, наполненного любовью, пусть и хрупкого, надеются, что он сохранится во времени; дети не только хотят, чтобы родители любили друг друга, но и чтобы хранили верность и всегда оставались вместе. Эти и прочие признаки показывают, что в самой природе супружеской любви присутствует открытость окончательному. Союз, навсегда кристаллизовавшийся в супружеском обещании, нечто более чем общественная формальность или традиция, так как он укоренен в добровольных наклонностях человеческой личности; и для верующих этот союз – завет перед Богом, требующим верности: «Господь был свидетелем между тобою и женою юности твоей, против которой ты поступил вероломно, между тем как она подруга твоя и законная жена твоя: [...] никто не поступай вероломно против жены юности своей. Ибо отречение Мне отвратительно» (Vlg.: Мал 2, 14.15.16).

124. Слабая или больная любовь, неспособная принять брак как вызов, требующий борьбы, возрождения, обновления и постоянного начинания заново до самой смерти, не в состоянии выдержать высокую планку обязательства. Она уступает культуре преходящего, препятствующей непрерывному процессу роста. Однако «обещание любви навсегда можно принести, только постигнув замысел, превосходящий собственные планы – замысел, укрепляющий нас и позволяющий нам подарить все будущее любимой личности»[123]. Чтобы такая любовь смогла перенести все испытания и несмотря ни на что остаться верной, необходим укрепляющий и возвышающий ее дар благодати. Как говорил святой Роберт Беллармин, «то, что мужчина и женщина соединяются в исключительной и нерасторжимой связи так, что не могут расстаться, каковы бы ни были трудности, и даже когда растаяла надежда родить потомство, не может быть явью без великой тайны»[124].

125. Брак – дружба, содержащая в себе черты, присущие страсти, но всегда нацеленная на союз, постепенно обретающий устойчивость и насыщенность. «Брак установлен не только ради деторождения», но для того, чтобы взаимная любовь «обретала свое верное выражение, развивалась и достигала зрелости»[125]. Эта особая дружба мужчины и женщины приобретает итоговый характер, проявляющийся исключительно в супружеском союзе. Супруги всем делятся, включая сексуальность, неизменно при взаимном уважении. II Ватиканский Собор утверждал это, говоря, что «такая любовь, соединяя разом человеческие и Божественные ценности, приводит супругов к добровольному и взаимному дарению друг другу самих себя, выраженному посредством чувств и нежности и пронизывающему всю их жизнь»[126].

Радость и красота

126. В браке хорошо заботиться о радости любви. Когда стремление к удовольствию становится одержимым, оно заключает нас в единственную сферу и не позволяет найти другие способы удовлетворения. Радость, напротив, расширяет способность наслаждаться и позволяет находить вкус в разных реалиях, даже на тех этапах жизни, когда удовольствие угасает. Поэтому святой Фома говорил, что слово «радость» используется в значении расширения границ сердца[127]. Брачная радость, которую можно переживать даже в условиях скорби, предполагает согласие с тем, что брак – обязательная комбинация радостей и трудностей, трудов и отдыха, страданий и избавления, удовлетворения и поисков, неудобств и удовольствия, непременно – на пути дружбы, побуждающей супругов заботиться друг о друге: супруги «оказывают друг другу взаимную помощь и служат друг другу»[128].

127. Любовь дружбы называется «милостью», если улавливается и постигается «высокая ценность» другого человека[129]. Красота – «высшая ценность» другого, не совпадающая с его физической или психологической привлекательностью – позволяет нам вкусить сакральность его личности без непреодолимой потребности обладать ею. В обществе потребления эстетическое чувство обедняется, и так угасает радость. Все существует ради приобретения, обладания и потребления; даже люди. Нежность, напротив, есть проявление любви, освобождающейся от эгоистичной жажды обладания. Она заставляет нас в безграничном уважении трепетать перед личностью, в некоторой степени опасаясь причинить ей вред или лишить ее свободы. Любовь к другому предполагает такую способность созерцать и ценить то, что прекрасно и священно в личностном существе, живущем независимо от моих потребностей. Это позволяет мне искать блага, даже когда я знаю, что это существо не может быть моим, или когда оно стало мне неприятным физически, враждебным или вызывает неприязнь. Поэтому «любовь, из-за которой одной личности приятна другая, обуславливает бескорыстную отдачу чего-нибудь другому»[130].

128. Эстетический опыт любви выражается во взгляде, видящем другого как «цель-в-себе», даже если другой болен, стар, лишен ощутимой привлекательности. Ценящий взгляд очень важен, а скупость во взгляде зачастую наносит ущерб. Сколько же всего порой делают супруги и дети, чтобы с ними считались и ценили их! Многие раны и кризисы появляются в минуту, когда мы перестаем созерцать друг друга. Именно такова суть звучащих в семьях жалоб и протестов. «Мой муж на меня не смотрит, словно я для него – невидимка». «Пожалуйста, смотри на меня, когда я с тобой разговариваю». «Жена больше на меня не смотрит, теперь ее глаза прикованы к детям». «Дома мною никто не интересуется, они меня даже не видят, словно меня нет». Любовь открывает глаза и позволяет видеть, несмотря ни на что, насколько ценно человеческое существо.

129. Следует совершенствовать радость такой созерцательной любви. Коль скоро мы сотворены, чтобы любить, то знаем, что нет большей радости, чем делиться благом: «Давай и принимай, и утешай душу твою» (Сир 15, 16). Самые насыщенные радости жизни рождаются при возможности подарить счастье другим, как предвосхищение Небес. Заслуживает упоминания радостная сцена из фильма Пир Бабетты, когда щедрую повариху обнимают в знак признательности и хвалят: «Какое блаженство доставишь ты ангелам!». Это нежная и утешительная радость, извлекаемая из заботы об удовольствии других, когда видишь их наслаждение. Такая радость, как действие братской любви, не имеет ничего общего с тщеславием человека, смотрящего на самого себя. Это счастье любящего и сорадующегося благу любимого, изливаемому в другого и приносящего в нем плод.

130. С другой стороны, радость обновляется в скорби. Как говорил святой Августин, «чем сильнее была опасность в сражении, тем насыщеннее радость триумфа»[131]. После страданий и битвы плечом к плечу супруги ощущают, что это того стоило, ведь они обрели нечто доброе, вместе чему-то научились, либо начинают больше ценить то, что имеют. Немногие человеческие радости такие же глубокие и ликующие, как радость двух любящих людей, вместе завоевавших нечто, что им стоило огромных совместных усилий.

Сочетаться браком по любви

131. Хочу сказать юношам и девушкам, что из перечисленного ничто не ослабеет, если любовь обретет форму института брака. В этом институте союз находит русло для сохранения устойчивости, реального и конкретного развития. Правда, что любовь намного больше внешнего согласия или формы брачного договора, но верно и то, что решение придать браку видимые очертания в обществе, взять на себя определенные обязательства проявляет ее значимость: это решение показывает серьезность отождествления с другим, свидетельствует о преодолении подросткового индивидуализма и выражает твердое решение принадлежать друг другу. Сочетаться браком – значит доказать, что материнское гнездо действительно оставлено ради установления иных крепких связей и взятия на себя новой ответственности по отношению к другому человеку. Это намного ценнее простого добровольного объединения ради взаимного удовлетворения, можно сказать, приватизации брака. Брак как общественный институт – защита и средство для взаимного обязательства, для созревания любви, чтобы решение в пользу другого возрастало в устойчивости, конкретизировалось, углублялось и, одновременно, чтобы было возможным исполнить свою миссию в обществе. Поэтому брак долговечнее и устойчивее любой преходящей моды. Его суть укоренена в самой природе и в общественном характере человеческой личности. Брак предполагает ряд обязанностей, проистекающих, однако, из самой любви – любви очень решительной и щедрой и потому способной рискнуть будущим.

132. Тем самым выбор в пользу брака выражает реальное и действительное решение соединить две дороги в единую: пусть будет, что будет, несмотря на какие бы то ни было вызовы. В силу серьезности публичного обязательства любви решение не может быть поспешным, но по этой же причине нельзя его откладывать на неопределенный срок. Взятие на себя вместе с другим человеком исключительного и окончательного обязательства всегда предполагает долю риска и бесстрашного вызова. Отказ принять это обязательство – проявление эгоизма, заинтересованности, мелочности, неспособности признавать права другого. Отказ предполагает, что заинтересованный человек никогда не представит обществу другого как достойного безусловной любви. С другой стороны, те, кто по-настоящему влюблены, склонны показывать другим свою любовь. Любовь, конкретизированная в браке, заключенном перед другими, со всеми вытекающими из придания институциональной формы обязанностями, служит проявлением и защитой «да», данного без оговорок и ограничений. Сказать «да» – значит дать понять другому, что он может всегда полагаться, что его не бросят, если он утратит свою привлекательность, если столкнется с трудностями или если появятся новые возможности для получения удовольствия и потакания эгоистичным интересам.

Любовь проявляющаяся и возрастающая

133. Дружественная любовь соединяет все аспекты жизни в браке и помогает членам семьи не останавливаться на всех ее этапах. Поэтому проявления такой любви должны непрерывно развиваться, не скупиться, быть богатыми на щедрые слова. В семье «необходимо использовать три слова. Я хотел бы их повторить. Три слова: позволь, спасибо, прости. Три ключевые слова!»[132]. «Если члены семьи не навязчивы и просят «позволь», если члены семьи не эгоисты и учатся говорить «спасибо», если в семье кто-то понимает, что поступил плохо и умеет сказать «прости», то в такой семье царят мир и радость»[133]. Не будем скупиться на эти слова, давайте щедро повторять их день за днем, ведь, «бывает, порой в некоторых семьях довлеет молчание между мужем и женой, родителями и детьми, между братьями и сестрами»[134]. Подходящие слова, сказанные в нужную минуту, защищают и питают любовь день ото дня.

134. Все это исполняется на пути постоянного возрастания. Такая особенная форма любви, как брак, призвана постоянно созревать, поэтому к ней всегда следует применять слова святого Фомы Аквинского о милосердии: «Милость по причине своей природы не имеет границ для расширения, так как сопричастна безграничной милости – Святому Духу. [...] И сам субъект не может поставить ей пределы, поскольку с развитием милости все более увеличивается и способность к внутреннему расширению»[135]. Святой Павел с настойчивостью увещевает: «Вас Господь да исполнит и преисполнит любовью друг к другу и ко всем» (1 Фес 3, 12); и добавляет: «О братолюбии [...] умоляем же вас, братия, более преуспевать» (1 Фес 4, 9-10). И еще больше. Любовь в браке сохраняют, не говоря, в первую очередь, о нерасторжимости как об обязанности или повторяя учение, а укрепляя ее благодаря неименному возрастанию под действием благодати. Не растущая любовь начинает подвергаться опасностям, мы можем развиваться, только соответствуя Божественной благодати через большее число проявлений любви, через более частые, насыщенные, бескорыстные, нежные, радостные проявления симпатии. Муж и жена «испытывают чувство единения и с каждым днем углубляют его»[136]. Дар Божественной любви, изливаемый на супругов, одновременно представляет собой призыв к постоянному развитию этого дара благодати.

135. Фантазии о любви идиллической, совершенной и потому лишенной какого бы то ни было стимула к развитию, не служат на пользу. Небесная идея о земной любви забывает, что лучшее – это еще не достигнутое, вино, ставшее выдержанным с течением времени. Как напомнили епископы Чили, «не существует совершенных семей, которые нам предлагает обманная потребительская реклама. В них не проходят годы, не бывает болезней, скорби, смерти [...]. Потребительская реклама демонстрирует иллюзию, не имеющую ничего общего с реалиями, которые отцам и матерям семейства приходится преодолевать день за днем»[137]. Намного здоровее принимать с реализмом ограничения, вызовы и несовершенства, прислушиваться к призыву расти в единстве, позволять любви созреть и возделывать крепость союза: пусть будет, что будет.

Диалог

136. Диалог – привилегированный и неотъемлемый порядок переживать, выражать любовь и позволить ей созревать в супружеской и семейной жизни. Однако для него необходима длительная и требовательная тренировка. Мужчины и женщины, взрослые и молодежь по-разному общаются, пользуются разными средствами выражения, ориентируются на разные коды. Способ постановки вопросов, качество ответов, используемый тон, моменты и многие прочие факторы могут обуславливать коммуникацию. К тому же всегда необходимо развивать определенные подходы, выражающие любовь и делающие возможным искренний диалог.

137. Надо уделять время – качественное время, заключающееся в терпеливом и внимательном слушании, чтобы другой выразил все, что испытывал потребность высказать. Для этого необходим аскетический навык не начинать разговор до подходящего момента. С другой стороны, чтобы начать предлагать мнения и советы, следует убедиться в том, что ты выслушал все, что другому нужно сказать. Это предполагает внутреннее молчание, чтобы выслушать без шума в сердце и в мыслях: отказаться от поспешности, отложить собственные потребности и срочные дела, создать «пространство». Часто одному из супругов не обязательно нужно найти решение своих проблем, а просто чтобы его выслушали. Он должен ощутить, что его мучение, разочарование, страх, гнев, надежды, мечта приняты. Тем не менее нередко звучат подобные жалобы: «Супруг меня не слушает. Когда кажется, что он меня слушает, на самом деле думает о другом». «Говорю и чувствую, что он ждет, когда я добровольно остановлюсь». «Когда говорю, старается поменять тему либо дает поспешные ответы, чтобы завершить беседу».

138. Следует развивать привычку признавать реальную важность другого человека. Речь идет о том, чтобы ценить его личность, признавать право на существование, на самостоятельное мышление, на счастье. Никогда не следует недооценивать то, что он может сказать или потребовать, хотя необходимо выражать и свою точку зрения. Именно в этом подразумевается убежденность в том, что все могут внести свой вклад, поскольку у них иной жизненный опыт, поскольку они смотрят на положение дел с другого ракурса, поскольку у них сложились свои опасения и каждый наделен разными способностями и интуицией. Признавать истину другого, важность его самых сокровенных опасений и подтекст того, что он говорит, можно даже за агрессивными словами. Поэтому нужно стараться поставить себя на его место и понять глубину его сердца, определить, что зажигает в нем страсть и принять ее как отправную точку для развития диалога.

139. Необходима мировоззренческая широта, чтобы одержимо не замыкаться на нескольких идеях, а быть гибким для изменения или дополнения своего мнения. Возможно, что из моей мысли и мысли другого проявится новый синтез, обогащающий нас обоих. Желаемое единство – не единообразие, а «единство в различии» или «примиренное различие». В таком обогащающем стиле братского единения разные люди встречаются, уважают и ценят друг друга, сохраняя при этом отличающиеся оттенки и акценты, обогащающие общее благо. Нужно освободиться от обязанности быть одинаковыми. И еще нам необходима осмотрительность, чтобы со временем приспособиться к возможным «помехам», чтобы те не разрушили процесс диалога. Например, следует распознавать возможность появления злых чувств, оградиться от них, чтобы они не поставили под угрозу общение. Важна способность выражать ощущаемое, не раня другого; использовать такую форму языка и разговора, которые другому легче принять и выдержать, даже при требовательном содержании; выражать критику, не разражаясь гневом в качестве своего рода мщения, избегать морализаторства, старающегося атаковать, высмеять, обвинить, ранить. В супружеской паре многие споры начинаются не из-за очень серьезных вопросов. Порой речь идет о незначительных, маловажных вещах, однако души переворачивает именно то, как эти проблемы озвучены, от отношения к ним со стороны ведущих диалог.

140. Проявлять знаки внимания к другому и показывать привязанность. Любовь преодолевает наихудшие преграды. Когда можно любить кого-то или когда мы чувствуем себя любимыми, нам удается лучше понять, что он хочет выразить и дать нам понять. Преодолевать хрупкость, внушающую нам страх перед другим человеком, как перед «конкурентом». Очень важно основывать свою уверенность на глубоких решениях, убеждениях и ценностях, а не на победе в споре или требовании предоставить разъяснения.

141. Наконец, мы знаем, что для плодотворного диалога нужно иметь, что сказать, а для этого требуется внутреннее богатство, подкрепляемое чтением, личной рефлексией, молитвой и открытостью обществу. Иначе беседы оказываются скучными и бессодержательными. Если оба супруга не заботятся о своем духе, если отсутствуют разнообразные отношения с другими людьми, то семейная жизнь становится эндогамной, а диалог обедняется.

Страстная любовь

142. II Ватиканский Собор учил, что супружеская любовь «объемлет собою благо всей человеческой личности и потому может придать особое достоинство телесным и душевным проявлениям, а также облагородить их как составные части и особые знаки супружеской дружбы»[138]. Должна быть причина, почему лишенная удовольствия и страсти любовь несостоятельна как символ союза человеческого сердца с Богом: «Все мистики утверждали, что сверхъестественная любовь и небесная любовь обретают искомые символы в большей мере именно в супружеской любви, а не в дружбе, не в сыновнем чувстве или в посвящении себя какому-либо делу. И причина заключается именно в ее всестороннем характере»[139]. Отчего же не остановиться на разговоре о чувствах и сексуальности в браке?

Мир эмоций

143. Желания, чувства, эмоции, все, что классики называли «страстями», занимают в браке важное место. Они зарождаются, когда «другой» – рядом и проявляет себя в нашей жизни. Любому живому существу присуще стремиться к другой реальности, и эта склонность всегда проявляет базовые аффективные признаки: удовольствие либо боль, радость либо страдание, нежность либо страх. Это предпосылка простейшей психологической деятельности. Человеческое существо живет на этой земле, и все, что оно совершает и чего ищет, наполнено страстями.

144. Иисус, будучи истинным человеком, переживал события с определенной степенью чувствительности. Поэтому Он скорбел, будучи отвержен Иерусалимом (см. Мф 23, 27), и проливал слезы (см. Лк 19, 41). Равным образом Он испытывал сострадание, став свидетелем страданий народа (см. Мк 6, 34). Видя других плачущими, скорбел, и возмущался духом (см. Ин 11, 33), и Сам оплакивал кончину друга (см. Ин 11, 35). Эти проявления чуткости свидетельствуют, насколько Его человеческое сердце было открыто в отношении других людей.

145. Сами по себе эмоции нельзя с позиций морали назвать благими или дурными[140]. Начало желания или неприятия чего-либо не греховно и не достойно порицания. Благим или дурным оказывается поступок, совершенный вследствие импульса либо содействия одной из страстей. Но если мы даем чувствам подпитку и стремимся к ним, а из-за них поступаем плохо, то зло основывается на решении культивировать такие чувства и в вытекающих из этого дурных поступках. Подобным образом, влечение к кому-то само по себе еще не является благом. Если я своим влечением порабощаю личность, это чувство служит моему эгоизму. Вера, что мы хорошие только потому, что «испытываем чувства» – чудовищный обман. Есть люди, ощущающие в себе способность сильно полюбить лишь потому, что сами очень нуждаются в привязанности. Они неспособны бороться за счастье других людей, их жизнь ограничена собственными желаниями. В этом случае чувства отрываются от великих ценностей и маскируют эгоцентризм, не позволяющий поддерживать в семье здоровую и счастливую жизнь.

146. С другой стороны, страсть, сопровождая свободный поступок, может проявлять глубину выбора. Супружеская любовь обращает всю эмоциональную жизнь на благо семьи и служит совместной жизни. Семья становится зрелой, когда эмоциональная жизнь ее членов трансформируется в чуткость, которая не довлеет и не затмевает серьезные решения и ценности, а поддерживает свободу выбора[141], проистекает из нее, обогащает, совершенствует ее и делает более гармоничной на благо всем.

Бог любит радость Своих чад

147. Для этого необходим педагогический путь – процесс, требующий отречения. Уверенность Церкви в этом много раз отвергали как враждебную счастью человека. Бенедикт XVI очень ясно обобщил подобные вопрошания: «Разве своими приказаниями и запретами Церковь не делает горьким для нас то, что в жизни является самым прекрасным? Разве она не выставляет запретительных знаков именно там, где радость, предназначенная для нас Творцом, предлагает нам счастье, позволяющее предвкусить нечто Божественное?»[142]. Однако Папа отвечал, что, хотя в христианстве было немало крайностей и искаженного аскетизма, официальное учение Церкви, верное Писанию, не отвергало «эрос как таковой, но объявило войну его разрушительному искажению, поскольку имеющее здесь место ложное обожествление эроса лишает его присущего ему достоинства, делая его бесчеловечным»[143].

148. Воспитание эмоциональности и инстинкта необходимо, и поэтому порой обязательно устанавливать определенные границы. Избыток, отсутствие контроля, одержимость одним из типов наслаждений в итоге ослабляют и заражают удовольствие[144], нанося ущерб семейной жизни. Но на самом деле со страстями можно пройти прекрасный путь, если все более направлять их к замыслу самопожертвования и полной самореализации, обогащающей межличностные отношения в семье. Нет необходимости отказываться от моментов особенно сильной радости[145], но следует сочетать их с иными моментами – щедрой самоотдачи, терпеливой надежды, неизбежной усталости, стремления к идеалу. Все это – семейная жизнь, которая заслуживает того, чтобы быть прожитой во всей своей полноте.

149. Некоторые духовные течения настаивают на подавлении желания ради освобождения от скорби. Но мы верим, что Богу угодна радость человеческого существа, что Он сотворил все «для наслаждения» (1 Тим 6, 17). Пусть в Его нежности струится радость, Он Сам нам предлагает: «Сын мой! [...] делай добро себе. Не лишай себя доброго дня» (Сир 15, 11.14). Супружеская пара исполняет волю Божию, следуя библейскому призыву: «Во дни благополучия пользуйся благом» (Еккл 7, 14). Важно, чтобы, будучи свободным, согласиться с тем, что наслаждение по-разному проявляет себя в различные минуты жизни, в соответствии с потребностями взаимной любви. В этом смысле можно принять предложение некоторых восточных учителей расширить границы сознания ради избавления от оков ограниченного опыта, закрывающего перспективы. Расширение границ сознания – не отрицание и не разрушение желания, а, скорее, его увеличение и совершенствование.

Эротическое измерение любви

150. Все это побуждает нас поговорить о сексуальной жизни супругов. Сам Бог сотворил сексуальность как чудесный дар для Своих творений. Сексуальность совершенствуют и стараются не ослаблять контроль именно для воспрепятствования «обеднению истинной ценности»[146]. Святой Иоанн Павел II отверг идею, что учение Церкви якобы ведет к «отрицанию сексуальности человека» или просто терпит ее «из-за потребности в продолжении рода»[147]. Сексуальная потребность супругов – не объект презрения, и «эта потребность никоим образом не должна подвергаться сомнению»[148].

151. Опасающимся, что воспитание страстей и сексуальности наносит вред спонтанности сексуальной любви, святой Иоанн Павел II отвечал, что человеческое существо «призвано к полной и зрелой добровольности отношений», которая есть «постепенный плод распознания побуждений своего сердца»[149]. Этого можно добиваться, поскольку любое человеческое существо «должно настойчиво и последовательно изучать значение и смысл тела»[150]. Сексуальность – не ресурс для награждения или удержания, поскольку представляет собой язык межличностного общения, в котором другого воспринимают серьезно, с его священной и неприкосновенной ценностью. Тем самым «человеческое сердце, можно сказать, становится участником спонтанности другого»[151]. В этом русле эротизм предстает специфически человеческим проявлением сексуальности. В нем можно обнаружить «супружеское значение тела и истинное достоинство дара»[152]. В катехетических беседах о богословии человеческого тела святой Иоанн Павел II учил, что сексуальная телесность «не только источник плодовитости и продолжения рода», но оно обладает «способностью выражать любовь – именно ту любовь, в которой человек-личность становится даром»[153]. Хотя здоровый эротизм и связан с поиском наслаждения, он предполагает также изумление и потому способен делать побуждения гуманными.

152. Поэтому мы никоим образом не можем считать эротическое измерение любви дурной предпосылкой или бременем, которое приходится нести ради блага семьи; скорее, нужно понимать его как дар Божий, украшающий встречу супругов. Будучи страстью, которая возвышена любовью, восхищающейся достоинством другого человека, это измерение становится «полным и кристально чистым утверждением любви», показывающим, на какие чудеса способно человеческое сердце. Тем самым мгновенно «становится понятно, что человеческая жизнь оказалась успешной»[154].

Насилие и манипуляция

153. В русле положительного видения сексуальности целесообразно затронуть тему во всей ее полноте, со здравым реализмом. Нельзя игнорировать того, что часто сексуальность деперсонализируется и наполняется патологиями, из-за чего «все больше и больше превращается в поле и орудие самоутверждения и себялюбивого удовлетворения желаний и влечений»[155]. В нашу эпоху существует большая опасность того, что и над сексуальностью будет доминировать ядовитый дух «используй и выбрось». Телом другого часто манипулируют как чем-то, что можно хранить, пока оно доставляет удовлетворение, и что следует ни во что не ставить, когда оно утратит свою привлекательность. Разве можно игнорировать или замаскировать постоянные формы доминирования, давления, злоупотребления, извращения и сексуального насилия – плоды деформации смысла сексуальности, погребающие достоинство других людей и призыв к любви под непонятным поиском самих себя?

154. Нелишне вспомнить, что даже в браке сексуальность может стать источником страдания и манипулирования. Поэтому мы должны ясно подчеркнуть, что «супружеский акт, навязанный супругу без какого-либо внимания к его условиям и оправданным желаниям, не есть подлинный акт любви и, следовательно, противоречит тому, чего справедливо требует нравственный порядок в отношениях между супругами»[156]. Акты, присущие сексуальному союзу супругов, отвечают природе сексуальности, угодной Богу, если «cовершаются воистину по-человечески»[157]. Поэтому святой Павел наставлял: «Никто из вас в сем пусть не обижает и не обманывает своего брата» (Vlg.: 1 Фес 4, 6). И хотя он писал в эпоху доминирования патриархальной культуры, где женщину считали существом, совершенно подчиненным мужчине, он все же учил, что сексуальность – проблема, требующая обсуждения между супругами: он предусматривал возможность временного воздержания от сексуальных отношений, но только «по согласию» (1 Кор 7, 5).

155. Святой Иоанн Павел II сделал очень тонкий намек, сказав, что мужчине и женщине «угрожает ненасытность»[158]. Это значит, что они призваны ко все более тесному союзу, однако есть опасность пытаться стереть различия и неизбежную дистанцию между ними двумя, потому что каждый обладает собственным, неповторимым достоинством. Когда драгоценная взаимная принадлежность трансформируется в господство, «по сути [...] меняется структура общения в межличностных отношениях»[159]. По логике господства господин начинает отрицать и собственное достоинство[160] и, в конечном счете, позволяет себе «субъективно отождествляться со своим телом»[161], так как лишает тело какой бы то ни было значимости. Он воспринимает секс как бегство от себя и как отказ от красоты союза.

156. Важно ясно отрицать любую форму сексуального подчинения. Поэтому целесообразно избегать неверного толкования отрывка из Послания к Эфесянам, требующего: «Жены, повинуйтесь своим мужьям» (Еф 5, 22). Святой Павел здесь выражает свою мысль в культурных категориях, присущих той эпохе, но мы должны усвоить не эту культурную оболочку, а заключенное в тексте послание, проистекающее из всей перикопы. Вспомним мудрое объяснение святого Иоанна Павла II: «Любовь исключает любого рода подчинение, ввиду которого жене надлежало бы стать служанкой или рабыней мужа [...]. Общность или союз, который они должны построить в силу брака, реализуется через взаимное дарование, представляющее собой взаимное подчинение»[162]. Поэтому также сказано: «Должны мужья любить своих жен, как свои тела» (Еф 5, 28). На самом деле, библейский текст призывает преодолеть удобный индивидуализм, чтобы жить, обратившись к другим: «Повинуясь друг другу» (Еф 5, 21). Между супругами это взаимное «подчинение» приобретает особый смысл и понимается как добровольно избранная взаимная принадлежность, с совокупностью всех качеств верности, уважения и заботы. Сексуальность неотделима от служения такой супружеской дружбы, поскольку стремится делать так, чтобы другой жил в полноте совершенства.

157. Тем не менее отказ от искажения сексуальности и эротизма ни в коем случае не должен заставлять нас пренебрегать ими или не обращать на них внимание. Идеал брака нельзя обрисовать лишь как щедрую и жертвенную самоотдачу, при которой каждый отказывается от всех личных потребностей и заботится лишь о том, как сделать благое для другого, не получая никакого удовлетворения. Вспомним, что истинная любовь умеет брать от другого, способна принять себя как ранимую и нуждающуюся личность, с искренней и счастливой благодарностью не отказывается от телесных знаков любви: ласки, объятия, поцелуя и сексуального соития. Бенедикт XVI ясно высказался на сей счет: «Если человек стремится быть лишь духом и желает отвергнуть плоть как некое исключительно животное наследие, тогда дух и тело утрачивают свое достоинство»[163]. По этой причине «человек не может также жить исключительно в самоотверженной, нисходящей любви. Он не может всегда только отдавать, он должен также и получать. Желающий дарить любовь должен и сам получать ее в дар»[164]. В любом случае, стоит помнить, что человеческое равновесие шатко, что в человеке всегда что-то сопротивляется очеловечиванию и в любой момент может вновь вырваться из-под контроля, вернув себе самые примитивные и эгоистичные склонности.

Брак и девство

158. «Многие люди, не вступившие в брак, не только преданы своей родной семье, но часто исполняют важное служение в кругу друзей, в церковной общине и в профессиональное жизни. [...] Многие посвящают свои таланты служению христианской общине в духе милосердия и добровольчества. Есть и те, кто не вступают в брак, посвятив свою жизнь любви ко Христу и к братьям. Благодаря их самоотречению семья, в Церкви и в обществе, значительно обогащается»[165].

159. Девство – одна из форм любви. Как знак оно напоминает нам об угождении Царствию, о необходимости без остатка посвящать себя делу евангелизации (ср. 1 Кор 7, 32); оно – отражение полноты Небес, где «ни женятся, ни выходят замуж» (Мф 22, 30). Святой Павел рекомендовал хранить девство, поскольку ожидал неизбежного второго пришествия Иисуса и желал, чтобы все сконцентрировались исключительно на евангелизации: «Время уже коротко» (1 Кор 7, 29). Тем не менее было ясно, что это его личная точка зрения и его собственное желание (см. 1 Кор 7, 6-8), а не требование Христа: «Я не имею повеления Господня» (1 Кор 7, 25). При этом он признавал ценность различных призваний: «Каждый имеет свое дарование от Бога, один так, другой иначе» (1 Кор 7, 7). В этом ключе святой Иоанн Павел II утверждал, что библейские тексты «не предоставляют нам причину настаивать ни на «низменности» брака, ни на «превосходстве» девства или безбрачия»[166] по причине сексуального воздержания. Вместо разговора о каком бы то ни было превосходстве девства представляется уместным показать, что разные состояния жизни комплементарны, поэтому какое-то из них может быть совершеннее в одних аспектах, а другое – в чем-то своем. Александр Гэльский, например, утверждал, что в определенном смысле брак может считаться выше прочих таинств: ведь он символизирует нечто высокое, как «союз Христа с Церковью или союз божественной природы и человеческой»[167].

160. Поэтому «речь не идет о снижении ценности брака в пользу воздержания»[168], и «здесь нет никакой основы для воображаемого противопоставления [...]. Если, в определенной богословской традиции воздержание называется состоянием совершенства [status perfectionis], то не из-за собственно воздержания, а в связи со всей совокупностью жизни, построенной на евангельских советах»[169]. Тем не менее человек, состоящий в браке, может переживать милость в наивысшей степени. Итак, «он, благодаря верности духу евангельских советов, достигает совершенства, проистекающего из милости. Подобное совершенство возможно и доступно любому человеку»[170].

161. Девство имеет символическую ценность любви, не нуждающейся в обладании другим, и тем самым отражает свободу Небесного Царства. Оно призывает супругов переживать супружескую любовь в перспективе окончательной любви ко Христу, как совместный путь к полноте Царства. В свою очередь, любовь супругов представляет иные символические ценности: с одной стороны, она – своеобразное отражение Троицы. Троица – полное единство, в котором при этом наличествует и различение. Семья – христологический знак, так как в ней явлен знак близости Бога, разделяющего жизнь человеческого существа: в Воплощении, на Кресте и в Воскресении. Каждый супруг становится «единой плотью» с другим и отдает себя самого, чтобы полностью разделить этот знак с другим вплоть до конца. И если девство – «эсхатологический» знак воскресшего Христа, то брак – «исторический» знак для тех, кто следует по земле – знак земного Христа, Которому было угодно соединиться с нами и отдать Себя вплоть до пролития крови. Девство и брак – разные способы любить, и они должны быть такими, потому что «человек остается сам для себя существом непонятным, а его жизнь – лишенной смысла, если ему не будет дано откровения любви»[171].

162. Безбрачию угрожает опасность оказаться комфортным одиночеством, предоставляющим свободу для самостоятельного передвижения, смены места, обязанностей и решений, позволяющим распоряжаться своими деньгами, встречаться с разными людьми, в зависимости от их привлекательности в определенный момент. В таком случае сияет свидетельство женатых людей. Те, кто призван к девству, могут встретить в некоторых супружеских парах ясное знамение бескорыстия и нерушимой верности Бога Своему Завету, что может подтолкнуть их сердца к более конкретной жертвенной отзывчивости. Ведь многие люди, состоящие в браке, несмотря на множество возможностей, склоняющих к неверности или отречению, хранят верность супругу, даже если тот стал физически неприятным, не удовлетворяющим их потребностям. Женщина заботится о своем больном муже и, предстоя у Креста, не прекращает повторять ему «да» своей любви вплоть до смерти. В такой любви великодушно проявляется достоинство любящего – достоинство, как отблеск милосердия, ведь именно милосердию присуще более любить, чем искать любви[172]. Во многих семьях мы также можем встретить жертвеннее и нежное служение трудным и даже неблагодарным детям. Тем самым родители становятся знаком добровольной и бескорыстной любви Иисуса. Все это призывает безбрачных лиц более щедро и отзывчиво переживать свое посвящение Царству. Сегодня секуляризация затуманила ценность союза на всю жизнь и обесценила богатство брачной преданности, поэтому «необходимо глубже исследовать положительные аспекты супружеской любви»[173].

Преображение любви

163. Увеличение продолжительности жизни проявило феномен, не распространенный в прошлом: интимная связь и взаимная самоотдача должны сохраняться четыре, пять или даже шесть десятилетий, следовательно, изначальное решение требуется обновлять вновь и вновь. Возможно, один из супругов уже больше не испытывает сильное сексуальное влечение к другому, однако ему приятно принадлежать другому супругу и знать, что тот тоже принадлежит ему, знать, что он не одинок, что у него есть «сообщник», который все знает о его жизни и истории и все разделяет с ним. Он – спутник на жизненном пути, с которым можно преодолевать трудности и наслаждаться прекрасным. И это рождает удовлетворение, сопутствующее желанию, присущему супружеской любви. Мы не можем обещать себе, что всю жизнь будем испытывать одни и те же чувства. Но, безусловно, мы можем построить устойчивый совместный план, стараться любить друг друга и жить в единстве, пока смерть не разлучит нас, и всегда переживать насыщенную близость. Обещанная нами любовь выше любых эмоций, чувств и настроений, хотя и может включать их в себя. Она – желание сокровенного блага, решение, принятое сердцем, вовлекающее все существование. Так, и в разгар неразрешенного конфликта, хотя в сердце бурлит множество чувств, день за днем сохраняется решение любить, принадлежать, разделить всю жизнь и продолжать любить и прощать друг друга. Каждый из двоих проходит путь личного развития и перемен. На этом пути любовь прославляет каждый шаг и каждый новый этап.

164. В ходе истории конкретного брака физический аспект меняется, но это не причина для ослабления интереса, пронизанного любовью. Человек влюбляется во всю личность, наделенную собственной идентичностью, а не только телом, хотя тело, несмотря на изнашивание со временем, никогда не перестанет некоторым образом выражать личностную идентичность, покорившую сердце. И даже когда другие больше не могут видеть красоту этой идентичности, влюбленный супруг по-прежнему способен улавливать ее инстинктом любви, и привязанность не исчезает. Он подтверждает свое решение принадлежать этой идентичности, вновь выбирает ее и выражает это верной, преисполненной нежности близостью. Благородство его решения в пользу этой идентичности, будучи насыщенным и глубоким, пробуждает новую форму чувства в исполнении супружеской миссии, поскольку «эмоция, вызванная другим человеческим существом как личностью [...], сама по себе не стремится к супружескому акту»[174]. Она приобретает чувственное выражение, так как любовь «является единой реальностью, имеющей пусть даже разные измерения; иногда то одно, то другое из них может проявляться в большей степени»[175]. Связь находит новые формы выражения и заставляет все время вновь принимать решение для его укрепления. Не только чтобы сохранить его, но чтобы позволить ему возрастать. Этот путь нужно строить день за днем. Но ничто из этого не возможно, если не молить Святого Духа излить благодать, сверхъестественную силу и духовный огонь ради укрепления, направления и преображения нашей любви в любой новой ситуации.

ГЛАВА V

ЛЮБОВЬ, СТАНОВЯЩАЯСЯ ПЛОДОНОСНОЙ

165. Любовь всегда дает жизнь. Поэтому супружеская любовь «не ограничивается рамками только пары [...]. Супруги, вверяясь друг другу, производят на свет новую реальность – дитя, живой образ их любви, неизменное знамение их супружеского единства, живое и неотъемлемое свидетельство их отцовства и материнства»[176].

Принять новую жизнь

166. Семья – сфера не только зарождения, но и приема жизни, появляющейся как дар Божий. Всякая новая жизнь «позволяет нам открыть наиболее бескорыстное измерение любви, никогда не прекращающее нас изумлять. Это прекрасно – быть любимым изначально: ведь детей любят еще до их появления на свет»[177]. В этом отражается первенство любви Бога, всегда берущего на Себя инициативу, ведь детей «любят прежде, чем они сделают что-то, чтобы заслужить любовь»[178]. Тем не менее «многих детей с самого начала отвергают, бросают, лишают детства и будущего. Кто-то осмелится сказать в свое оправдание, что появление этих детей на свет было ошибкой. Какой позор! [...] Зачем мы принимаем торжественные хартии прав человека и прав ребенка, если затем наказываем детей за ошибки взрослых»[179]. Если ребенок приходит в мир в нежелательных условиях, то родители или другие члены семьи должны сделать все возможное, чтобы принять его как дар Божий, взять на себя ответственность за его прием в духе открытости и любви, потому что, «когда речь идет о приходящих в мир детях, никакую жертву взрослых нельзя считать слишком дорогой или великой, лишь бы ребенок не считал себя ошибкой, ничего не стоящим существом, и не был предоставлен ранам, наносимым жизнью, и самоуправству взрослых»[180]. Дар нового ребенка, доверяемый Господом папе и маме, начинается с принятия, продолжается защитой в течение земной жизни, а его окончательное предназначение – радость вечной жизни. Спокойный взгляд на реализацию человеческой личности позволит родителям еще лучше осознать драгоценность вверенного им дара: ведь Бог позволяет им выбрать имя, по которому Он позовет каждого из Своих чад в вечность[181].

167. Многодетные семьи – радость для Церкви. В них любовь выражает свою щедрую плодоносность. Но это не означает, что можно забыть здравое предупреждение святого Иоанна Павла II, объяснявшего, что ответственное родительство – это «не неограниченное воспроизводство и не отсутствие понимания того, что значит – вырастить детей, но, в первую очередь, возможность, данная парам, мудро и ответственно использовать их неприкосновенную свободу с учетом социальных и демографических реалий, равно как собственного положения и законных пожеланий»[182].

Любовь в ожидании, присущем беременности

168. Беременность – трудный период и при этом чудесное время. Мать сотрудничает с Богом в совершении чуда новой жизни. Материнство исходит из «особого творческого потенциала женского организма, нацеленного на зачатие и зарождение человеческого существа»[183]. Каждая женщина участвует «в тайне творения, обновляющейся с рождением нового человека»[184]. Как сказано в Псалме, «Ты соткал меня во чреве матери моей» (Пс 139 (138), 13). Всякий ребенок, формирующийся в матери, есть вечный замысел Бога Отца и Его вечной любви: «Прежде нежели Я образовал тебя во чреве, Я познал тебя, и прежде нежели ты вышел из утробы, Я освятил тебя» (Иер 1, 5). Всякий ребенок всегда заключен в сердце Бога, и в мгновение зачатия исполняется вечная мечта Творца. Давайте подумаем, насколько ценен эмбрион с мгновения своего зачатия! Необходимо смотреть на него любящим взглядом Отца, всегда видящего суть за внешностью.

169. Беременная женщина может участвовать в замысле Божием, представляя себе своего ребенка: «Все мамы и все папы девять месяцев мечтали о своем ребенке. [...] Семья без мечты невозможна. Когда семья утрачивает способность мечтать, дети не растут, и любовь не растет, жизнь ослабевает и угасает»[185]. Для христианской супружеской пары Крещение – обязательный элемент этой мечты. Родители готовятся к нему своей молитвой, вверяя еще до рождения ребенка Иисусу.

170. Благодаря научному прогрессу сегодня заранее можно узнать, какой цвет волос будет у ребенка, какими заболеваниями он может страдать в будущем, так как все соматические характеристики личности вписаны в генетический код на этапе эмбрионального развития. Но лишь сотворивший личность Отец знает ее до конца. Лишь Он знает, что ценнее, важнее всего, ведь Он знает, кто этот ребенок, какова его сокровенная идентичность. Матери, носящей в лоне ребенка, необходимо испрашивать у Бога свет, чтобы глубже узнать своего ребенка и ожидать его появления таким, каким он есть на самом деле. Бывает, родители считают, что ребенок появляется не в лучшее время. Им нужно просить Господа об исцелении и укреплении, чтобы безоговорочно принять такого ребенка, чтобы всем сердцем ждать его появления. Важно, чтобы ребенок чувствовал, что его ждали. Он – не дополнение и не удовлетворение личного желания. Он – бесценное человеческое существо, и его нельзя использовать ради собственной выгоды. Итак, не важно, нужна или не нужна тебе эта новая жизнь, наделена ли она характеристиками, которые тебе нравятся или не нравятся, отвечает или не отвечает она твоим планам и мечтам, потому что «дети – дар. Каждый уникален и неповторим [...]. Ребенка любят, потому что он ребенок: не за красоту, не за одно или другое; нет, потому что – ребенок! Не потому что он думает, как я, или воплощает мои желания. Ребенок есть ребенок»[186]. Родительская любовь – орудие любви Бога Отца, с нежностью ожидающего рождения каждого ребенка, принимающего его безоговорочно и бескорыстно.

171. Каждую беременную женщину я хочу просить с любовью: заботься о своей радости, которая ничего не отбирает у внутренней радости материнства. Этот ребенок заслуживает твоей радости. Не позволяй себе бояться, беспокоиться, не разрешай чужим комментариям или проблемам угасить счастье быть орудием Божиим, приносящим в мир новую жизнь. Занимайся тем, что нужно сделать и подготовить, но без одержимости, и прославляй, как Дева Мария: «Величит душа моя Господа, и возрадовался дух мой о Боге, Спасителе моем, ибо призрел Он на смирение рабы Своей» (Лк 1, 46-48). Живи со спокойным энтузиазмом среди твоих невзгод и моли Господа сохранить твою радость, чтобы ты могла передать ее ребенку.

Любовь матери и отца

172. «Сразу после рождения дети начинают получать в дар вместе с питанием и уходом за ними подтверждение духовных качеств любви. Деяния любви совершаются через дар личного имени, общий язык, намерения взглядов, свет улыбок. Так дети постигают, что красота связи между человеческими существами формирует нашу душу, устремляется к нашей свободе, принимает отличия другого человека, признает и уважает его как собеседника. [...] Именно это – любовь, несущая в себе искру любви Божией!»[187]. У каждого ребенка есть право получать любовь матери и отца, оба важны для его целостного и гармоничного развития. По заявлению епископов Австралии, «каждый по-своему вносит вклад во взросление ребенка. Уважать достоинство ребенка – значит подтверждать его потребность и естественное право иметь мать и отца»[188]. Речь идет не только о любви отца и о любви матери по отдельности, но и о любви между ними, воспринимаемой ребенком в качестве источника своего существования, принимающего гнезда и фундамента семьи. Без этого ребенок окажется сведен на уровень игрушки. Оба, мужчина и женщина, отец и мать, «соработники любви Бога-Творца и как бы Его толкователи»[189]. Они показывают детям материнский и отеческий лик Господа, вместе учат ценности взаимности, встречи отличающихся друг от друга людей, в которую каждый привносит свою идентичность, при этом принимая идентичного другого. Если по какой-либо причине один из родителей неизбежно отсутствует, важно стараться отчасти компенсировать его функции ради надлежащего развития ребенка.

173. Чувство сиротства, которое сегодня испытывают многие дети, юноши и девушки, намного глубже, чем мы думаем. Сегодня мы признаем совершенно законным и даже желательным стремление женщин получить образование, работать, развивать свои способности и ставить личные цели. Но одновременно мы не можем игнорировать потребность детей в материнском присутствии, особенно в первые месяцы жизни. Реальность такова, что «женщина стоит перед мужчиной как мать, субъект новой человеческой жизни, которая в ней зачинается и развивается и от нее рождается на свет»[190]. Сокращение материнского присутствия с присущими ему женскими качествами представляет собой серьезную угрозу для нашей земли. Я ценю феминизм, не претендующий на однородность и не отрицающий материнство. Величие женщины охватывает все права, проистекающие из неотъемлемого человеческого достоинства и из присущего ей женского гения, необходимого обществу. Именно женские способности – в особенности, материнство – налагают на нее обязанности, поскольку быть женщиной – значит исполнить на этой земле особую миссию, которую общество должно защищать и сохранять ради блага всех[191].

174. Действительно, «матери – самое сильное противоядие от распространения эгоистичного индивидуализма. [...] Им надлежит свидетельствовать о красоте жизни»[192]. Несомненно, «общество без матерей станет бесчеловечным обществом, поскольку матери умеют всегда, даже в худшие минуты, свидетельствовать о нежности, самоотдаче, нравственной силе. Матери часто передают глубокое чувство религиозной практики: в первых молитвах, в первых жестах благочестия, которым учится ребенок [...]. Без матерей не только не было бы новых верующих, но сама вера утратила бы добрую часть своего простого и глубокого тепла. [...] Дорогие мамы, благодарю, благодарю вас за то, кем вы есть в семье, и за все, что вы даете Церкви и миру»[193].

175. Мать, защищающая ребенка своей нежностью и состраданием, помогает ему проявлять доверие, воспринимать мир как доброе, принимающее его место, и это позволяет развить самоуважение как способность к близости и эмпатии. С другой стороны, фигура отца помогает принять границы реальности, ему больше присуща функция ориентации и вывода в открытый мир, наполненный вызовами, функция призыва проявлять усилия и бороться. Отец наделен ясной и спокойной мужественной идентичностью, проявляющей любовь и внимание к супруге, и это столь же необходимо, как и материнские заботы. Их роли и задачи гибкие, они адаптируются к конкретным обстоятельствам каждой семьи, но ясное и четко определенное присутствие двух фигур, женской и мужской, создает наиболее подходящую среду для взросления ребенка.

176. Говорят, что наше общество – «общество безотцовщины». В западной культуре фигура отца символически отсутствует, искажена, побледнела. Сама мужественность словно подвергается сомнению. Проявилось понятное смешение, поскольку «поначалу это воспринималось как освобождение: освобождение от отца-хозяина, от отца как представителя навязываемого извне закона, от отца как цензора радости детей и препятствия к эмансипации и самостоятельности молодежи. Порой в некоторых случаях в прошлом довлел авторитаризм, в некоторых случаях – самый настоящий произвол»[194]. Однако, «как часто бывает, из одной крайности впали в другую. Проблема наших дней – не столько навязчивое присутствие отцов, сколько, скорее, их отсутствие, отстранение. Отцы настолько концентрируются на себе самих и своей работе, а порой – на индивидуальной самореализации, что даже забывают о семье. И оставляют в одиночестве детей и молодежь»[195]. На присутствие отца, а значит, и на его власть влияет и то, что все больше времени уделяется средствам коммуникации и технологии досуга. К тому же сегодня к любой власти относятся с подозрением, авторитет взрослых – под большим сомнением. Они сами отказываются от ясности и не предлагают детям надежные, обоснованные ориентиры. Обмен ролями между родителями и детьми нельзя назвать здоровым: это вредит необходимому процессу взросления, через который детям нужно пройти, и удушает в них любовь, способную направлять и помогающую созреть[196].

177. Бог ставит отца в семью, чтобы тот своими драгоценными мужскими качествами «был рядом с супругой, разделял с ней все – радости и печали, трудности и надежды. И [чтобы] быть рядом с детьми по мере их взросления: когда они играют и занимаются, когда они беззаботны или встревожены, когда выражают себя и когда молчат, когда дерзают и когда боятся, когда делают ошибочный шаг и когда возвращаются на дорогу; отец всегда присутствует рядом. «Присутствовать рядом» – не то же самое, что «контролировать», потому что отцы – излишне суровые контролеры – сводят детей на нет»[197]. Некоторые отцы ощущают себя бесполезными, ненужными, но истина заключена в том, что «детям необходимо встретить отца, ожидающего их возвращения после падения. Дети сделают все, чтобы не признать этого, чтобы отец об этом не узнал, но им он необходим»[198]. Плохо, когда дети остаются без отца и из-за этого раньше времени перестают быть детьми.

Неограниченная плодовитость

178. Многие супружеские пары не могут иметь детей. Мы знаем, какие страдания вызваны этим обстоятельством. С другой стороны, мы также знаем, что «брак установлен не только ради деторождения [...]. Поэтому даже в том случае, если отсутствует потомство, зачастую столь желанное, брак как тесная связь и общность всей жизни продолжается и сохраняет свою ценность и нерасторжимость»[199]. К тому же «материнство – не исключительно биологическая реальность, и она проявляется по-разному»[200].

179. Усыновление – в высшей степени бескорыстный путь реализации материнства и отцовства, я хотел бы ободрить тех, кто не может иметь детей, раскрыть свою супружескую любовь и принять к себе тех, кто лишен необходимой семейной обстановки. Вы никогда не пожалеете о своей щедрости. Усыновление – деяние любви, дарящее семью тем, кто ее лишен. Важно настаивать на законодательной поддержке процедуры усыновления, особенно нежеланных детей, в качестве противодействия абортам и отказам от новорожденных. Те, кто соглашаются с вызовом усыновления, безоговорочно и безвозмездно принимают человека, становятся посредниками любви Бога, говорящего: «Даже если бы и мать твоя забыла тебя, то Я никогда не забуду тебя» (Vlg.: Ис 49, 15).

180. «Выбор в пользу усыновления и опеки выражает собой особую плодовитость супружеского опыта, и не только в случаях, когда он болезненно отмечен бесплодием. [...] В ситуациях, когда ребенок нужен любой ценой, как претензия на собственную самодостаточность, правильно понимаемые усыновление и опека проявляют важный аспект родительства и сыновства, так как позволяют понять, что ребенок – биологический, усыновленный или взятый под опеку – самостоятельная личность и нужно принять, любить его, заботиться о нем, а не просто произвести на свет. Решение в пользу усыновления и опеки должно всегда вдохновляться преимущественным интересом ребенка»[201]. С другой стороны, «целесообразные законопроекты и государственный контроль должны препятствовать торговле детьми между странами и континентами»[202].

181. Целесообразно напомнить, что деторождение и усыновление – не единственные возможности переживать плодовитость любви. Многодетная семья также призвана оставить отпечаток на окружающем ее обществе, развивая другие формы плодовитости, как продолжение поддерживающей ее любви. Пусть христианские семьи не забывают, «что вера не вырывает нас из мира, а еще глубже в него погружает. [...] Ведь каждый из нас играет особую роль в приуготовлении пришествия Царствия Божия»[203]. Семья не должна воспринимать себя как убежище от общества, но, напротив, выходить из своего дома в поисках солидарности. Так она становится пространством интеграции личности с обществом и связующим звеном между общественным и частным. При этом любовь, соединяющая членов семьи, не уменьшается, а наполняется новым светом. Как писал один поэт,

«Твои руки – это моя нежность,
Мои повседневные аккорды.
Я люблю тебя, потому что твои руки
Трудятся ради справедливости.
Если я люблю тебя, то потому, что ты
Моя любовь, мой единомышленник, моё всё,
И на улице плечом к плечу
Мы намного больше, чем просто двое»[204].

182. Никакая семья не может стать плодовитой, если ощущает себя совсем непохожей на другие семьи, «особенной». Во избежание этой опасности напомним, что семья Иисуса, исполненная благодати и мудрости, не воспринималась как «инородная», как чуждый и далекий народу дом. Вот почему людям было непросто признать мудрость Иисуса, они удивлялись: «Откуда у Него это? [...] Не плотник ли Он, сын Марии?» (Мк 6, 2-3). «Не плотников ли Он сын?» (Мф 13, 55). Это подтверждает, что семья была простая, близкая ко всем, как и все, включенная в народ. Сам Иисус не установил закрытую, исключительную связь с Марией и Иосифом, но с удовольствием общался с «расширенной» семьей – с родственниками и друзьями. Тем самым объясняется, почему, когда они были в Иерусалиме, его родители с пониманием отнеслись к тому, что двенадцатилетний подросток на целый день затерялся в толпе, слушая рассказы и разделяя заботы всех прочих: «Думая, что Он идет с остальными спутниками, провели целый день в пути» (ср. Лк 2, 44). Однако порой христианские семьи из-за языка, которым пользуются, из-за того, как говорят о чем-то, из-за образа поведения, постоянного повторения двух-трех тем, воспринимаются далекими, отделенными от общества, и даже их родственники ощущают с их стороны презрение и осуждение.

183. Супружеская пара, испытавшая силу любви, знает, что любовь призвана исцелять раны отверженных, созидать культуру встречи, бороться за справедливость. Бог вверил семье задачу «одомашнивания» мира[205], чтобы все научились относиться по-братски к любому человеческому существу: «Внимательный взгляд на повседневную жизнь современных мужчин и женщин сразу же обнаруживает повсеместную потребность в щедрой инъекции дозы семейного духа. [...] Не только организация общей жизни все больше погрязает в совершенно чуждой фундаментальным человеческим узам бюрократии, но сами социальные и политические обычаи зачастую демонстрируют признаки деградации»[206]. Напротив, открытые и солидарные семьи принимают бедных, умеют дружить с теми, чье положение хуже. По-настоящему нося в своем сердце Евангелие, невозможно забыть о словах Иисуса: «Так как вы сделали это одному из сих братьев Моих меньших, то сделали Мне» (Мф 25, 40). Своей жизнью они исполняют красноречивую просьбу следующего отрывка: «Когда делаешь обед или ужин, не зови друзей твоих, ни братьев твоих, ни родственников твоих, ни соседей богатых, чтобы и они тебя когда не позвали, и не получил ты воздаяния. Но когда делаешь пир, зови нищих, увечных, хромых, слепых, и блажен будешь» (Лк 14, 12-16). Блажен будешь! Вот секрет счастливой семьи.

184. Свидетельством и словом семьи говорят об Иисусе другим людям, передают веру, пробуждают жажду Бога и являют красоту Евангелия и предлагаемого в нем образа жизни. Так супруги-христиане раскрашивают монохромное общественное пространство красками братства, социальной чуткости, защиты слабых людей, светозарной веры, активной надежды. Их плодовитость открывается другим и воплощается тысячами способов, являя присутствие Бога в обществе.

«Рассуждая» о Теле

185. В этом русле стоит очень серьезно отнестись к библейскому тексту, который часто толкуют в отрыве от контекста, очень общо, не улавливая прямое, ярко выраженное социальное значение. Я имею в виду отрывок 1 Кор 11, 17-34, в котором святой Павел разбирает постыдную ситуацию в общине: обеспеченные люди дискриминировали бедняков, причем на трапезе, сопровождавшей священнопразднование Евхаристии. Богатые наслаждались любимыми блюдами на глазах у голодных бедняков: «Иной бывает голоден, а иной упивается. Разве у вас нет домов на то, чтобы есть и пить? Или пренебрегаете церковь Божию и унижаете неимущих?» (1 Кор 11, 21-22).

186. Евхаристия предполагает соединение в едином церковном теле. Приобщающийся Тела и Крови Христа не может одновременно оскорблять Его Тело, сея искусительные разделения и унижение среди членов. Следует «рассуждать» о Теле Господа, распознавать его с верой и любовью – как в сакраментальных знаках, так и в общине, иначе человек ест и пьет осуждение себе (см. 1 Кор 11, 29). Этот библейский отрывок – серьезное предупреждение семьям, закрывающимся, изолирующимся в собственном комфорте, особенно семьям, безразличным к страданиям бедных, нуждающихся семей. Священнопразднование Евхаристии – неизменный, обращенный к каждому призыв: «испытай себя» (см. 1 Кор 11, 28), чтобы открыть врата своей семьи ради большего общения с теми, кто отвергнут обществом, и поистине принять Таинство евхаристической любви, собирающей нас в единое тело. Нельзя забывать, что «"мистика" этого Таинства имеет социальный характер»[207]. Причастники, не согласные с призывом открыться неимущим и страждущим, допускающие всевозможные формы разделения, пренебрежения и несправедливости, приступают к Евхаристии недостойно. Семьи же, праведно и регулярно приобщающиеся Святых Даров, укрепляют желание братства, социальное сознание и внимание к нуждающимся.

Жизнь в «расширенной» семье

187. Маленькая семейная ячейка не должна изолироваться от семьи, понимаемой как общность людей, связанных кровными и социальными узами, то есть, от родителей, дядей, тетей, двоюродных братьев и сестер и даже соседей. В такой широко понимаемой семье кто-то может нуждаться в помощи или хотя бы в дружеском общении и в проявлениях симпатии, а кто-то, испытывая сильные страдания, нуждается в утешении[208]. Индивидуализм нашей эпохи порой заставляет закрываться в маленьком гнездышке и воспринимать других как неизбежную угрозу. Однако изоляция не приносит мир и счастье, а закрывает сердце семьи и лишает ее открытого горизонта бытия.

Быть детьми

188. В первую очередь, давайте поговорим о наших родителях. Иисус напоминал фарисеям, что отказ от родителей нарушает Закон Божий (см. Мк 7, 8-13). Никому не полезно забывать о себе как о ребенке. В каждой личности, «даже у взрослого, пожилого человека, ставшего родителем, занимающего ответственную должность, за всем этим остается идентичность ребенка. Все мы – дети. И поэтому всегда возвращаемся к тому, что жизнь дана нам не просто сама по себе, а что мы ее получили. Великий дар жизни – первый полученный нами подарок»[209].

189. Поэтому «четвертая заповедь требует от детей [...] почитать отца и мать (см. Исх 20, 12). Эта заповедь следует сразу за заповедями об отношении к Самому Богу. Действительно, в ней заключено нечто священное, Божественное, нечто, в чем заключен корень любых проявлений уважения между людьми. В библейской формулировке к четвертой заповеди добавлено: «... чтобы продлились дни твои на земле, которую Господь, Бог твой, дает тебе». Крепкая связь между поколениями – обещание будущего и подлинно человеческой истории. Общество детей, не почитающих родителей, – бесстыдное общество[...]. Такое общество наполнится черствой и алчной молодежью»[210].

190. Но у медали есть и оборотная сторона: «Оставит человек отца своего и мать свою» (Быт 2, 24), как утверждает Слово Божие. Порой это не исполняется, и брак не принимается до конца, пока такое отречение и самоотдача не станут реальностью. Родителей нельзя ни бросать, ни забывать, однако, чтобы сочетаться браком, нужно оставить их, чтобы новый дом стал обителью, защитой, фундаментом и замыслом, чтобы можно было стать по-настоящему «одной плотью» (там же). Случается, что в браке от супруга утаивают многое из того, о чем рассказывают родителям, в итоге более ценным оказывается мнение родителей, чем чувства и точка зрения супруга. Долгое время терпеть такое положение дел нелегко, оно возможно лишь временно, пока не создадутся условия для развития доверия и диалога. Брак заставляет мужа и жену найти новые выражения для сыновних и дочерних чувств.

Пожилые

191. «Не отвергни меня во время старости; когда будет оскудевать сила моя, не оставь меня» (Пс 71 (70), 9). Крик пожилого человека, боящегося забвения и пренебрежения. Как Бог призывает нас быть Его орудиями, чуткими к мольбам бедных, так Он ждет от нас внимания к крику пожилых людей[211]. Вот напоминание семьям и общинам: «Церковь не может и не желает соразмеряться с менталитетом нетерпимости, а тем более – безразличия и презрения, в отношении к старости. Нам нужно пробудить коллективный дух благодарности, ценности, гостеприимства, благодаря чему пожилой человек ощущает себя живой частицей общины. Пожилые люди – это мужчины и женщины, отцы и матери, предвосхитившие нас на той же самой дороге, в нашем же доме, в нашей повседневной битве за достойную жизнь»[212]. Поэтому «как бы я хотел, чтобы Церковь приняла вызов «культуры отбросов», переполненнC